По мере заимствования наиболее зрелых общественных отношений, проходившего на основе литовского феодализма, могущество знати складывалось и развивалось при неделимом единстве крупного землевладения и высшей администрации. Однако скороспелая и поверхностная феодализация не доросла до многоукладного уровня, поэтому личная власть аристократии успела выразиться в полном объеме лишь на их частных владениях. Попытки распространить ее через посредство административных постов, как это делали Кезгайло в Жямайтии, пресекались великим князем, даже когда он пребывал в Польше. Система должностей осталась обособленной структурой, оберегающей государственную централизацию. Могущество вельмож было трудно представимо без этого компонента.
Подобное положение превратило магнатские владения в автономные единицы, обладавшие мало ограниченным иммунитетом. Дворянин мог покинуть такого пана, лишь утратив собственную землю. Если сохранившиеся князья перестали чем-либо отличаться от новоявленных панов, то последние в своих владениях пользовались фактически княжескими правами. Дарованный императором титул обретал в стране силу лишь после утверждения его великим князем Литовским. Четырехлетие правления Сигизмунда-Августа (до смерти его отца в 1548 г.), когда фактического монарха почти не стесняли внешнеполитические заботы, стало весьма удобным для завязывания его особенно тесных личных связей с высшей элитой. Беззаботная жизнь вильнюсского двора стала золотой жилой для могущественнейших магнатских семейств. И тут два фактора работали именно на Радзивиллов.
Первым фактором была сама личность Николая Радзивилла Черного. Человек больших способностей, он умело использовал свое положение. Его назначение маршалком фактически маркировало завоеванную позицию. Должность, куда менее значимая, чем канцлер или гетман, в руках Николая Черного стала мощнейшим орудием, позволившим ему расположить к себе и подчинить ближнее /568/ окружение правителя. Будучи на пять лет старше Сигизмунда-Августа, Николай Черный оказывал огромное влияние на ленивого сибарита, предлагая тому решения проблем, мешавших беспечному существованию.
Второй фактор – случайность, которая стала явлением, определившим жизнь всей страны. Познакомившись с вдовствующей Варварой Гаштольд – двоюродной сестрой Николая Радзивилла Черного и сестрой Николая Радзивилла Рыжего – Сигизмунд-Август влюбился в нее. Воспитанник Боны и Амато Сицилийского, по- /569/ знавший не одну женщину, вел постоянную и активную интимную жизнь. Причиной тому был и его трагический брак с Елизаветой Габсбург (1543 г.), от которого столько ждал его отец. Варвара Радзивилл поначалу казалась очередной любовницей великого князя, но эта любовь не осталась эпизодом. Смерть Елизаветы (15 апреля 1545 г.) освободила Сигизмунда-Августа от ограничений и обязательств. Суть была в том, что очередная интрижка юного Ягеллона превратилась в страстную привязанность. Любовь Сигизмунда-Августа и Варвары Радзивилл, не уступавшая истории шекспировских Ромео и Джульетты, стала темой множества произведений искусства. Однако сама она была не творением художника, а подлинной жизненной драмой. Следует говорить о феномене Варвары Радзивилл: красивая, но капризная и болезненная (это вскоре получило трагическое развитие) подданная покорила избалованного жизнью и непостоянного властелина, пробудила в нем сокровенную нежность и отзывчивость, затронула струны, к которым никто до нее не притрагивался. Любовь Сигизмунда-Августа и Варвары Радзивилл не знала преград и условностей и стала вызовом всему великокняжескому двору. Оба влюбленных оберегали это чувство от посторонних. Варвара так и не стала политической фигурой, ибо всю себя отдала возлюбленному. Но и ее избранник, насколько позволяло положение, жил ею и для нее. Отправляясь в Литву, Сигизмунд-Август обычно проводил время с Дианой ди Кардона (ее Бона когда-то привезла с собой), воспитанницей итальянской культуры, которая, хотя и достигла 40 лет, сохраняла красоту и очарование женщины Возрождения. Она, пожалуй, осталась ярчайшим, но не выходящим из ряда, экспонатом «коллекции» Ягеллона. В Варваре он обнаружил то, чего никто никогда ему не предлагал. Но это проявлялось лишь в камерной атмосфере, весь духовный мир Варвары раскрывался только в моменты личного общения, однако и этого хватило, чтобы безмерно разборчивый сильный мира сего не пожелал с ней расставаться. Не всякое сословие, не любая страна и далеко не каждая эпоха могли породить такую женщину, а литовская аристократия XVI в. оказалась на это способна. Варвару Радзивилл можно назвать лицом Литвы в эпоху Возрождения, гармонично дополнявшим спекулятивный и нетворческий, однако высокий интеллект Сигизмунда-Августа.
Оба Николая Радзивилла – Рыжий и Черный – не могли не видеть, что происходит. Они потворствовали влюбленным, поскольку это было на пользу семейству Радзивиллов. И противились, поскольку это бросало тень на семейную честь. Шаги просчитывались в зависимости от соотношения этих двух величин, с целью достижения положительных и исключения отрицательных последствий. При необходимости обсуждения столь тонких материй в ход /570/ пускались намеки и иносказания в расчете на дальнейшее многообещающее развитие этой связи. Двоюродные братья не могли предугадать, в какую феноменальную любовь превратится этот роман, однако они прекрасно видели, что за страсть обуяла коронованную особу, привыкшую удовлетворять любое свое желание. Владея ситуацией, Радзивиллы принудили влюбленных расстаться и создали условия для тайного их свидания. Оставалось лишь застать их врасплох, что и было сделано. Все действующие лица были умело расставлены, монарху смиренно указали на обиды и страдания подданных. Реакцию великого князя было легко предвидеть. На этот случай оказался подготовлен священник, и счастливые любовники были обвенчаны. Это произошло летом 1547 г.
Кейстут тоже породнился с Видмонтами-Бутримами, а Витовт Великий – с Судимонтами. Однако то были браки правителей изолированной раннемонархической страны, а не руководителя государства- соперника Габсбургов, тогда могущественнейших монархов региона. Сигизмунд-Август бросил вызов всем противникам Радзивиллов в Литве, всей Польше, всей династической политике Ягеллонов, в центре которой стояла всесильная Бона. И он, и Радзивиллы хранили брак в тайне, но подобные события не могли быть надолго скрыты. В дополненных списках промежуточной редакции литовских хроник обнаружилось повествование о женитьбе Сигизмунда-Августа на Варваре Радзивилл. Хронист писал о секретности и в то же время о пасквилях, распространяемых вокруг великокняжеского дворца. Он нигде не указывает, будто в разглашении тайны повинны Радзивиллы, но никто не стал бы /571/ отрицать, что им была выгодна подобная «гласность». Расстояние между Вильнюсским и Краковским престолами, а также очевидность того, что Сигизмунда Старого покидают последние силы, – всё это действовало в пользу Радзивиллов и их невольного союзника Сигизмунда-Августа. Отец успел узнать о поступке сына и был им потрясен. Он наотрез отказался признавать этот брак. Сановники Литвы и Польши были завалены письмами с пересказом этого решения, но изменить что-либо уже было невозможно. В то самое время, когда Сигизмунд-Август готовился к возведению Варвары на великокняжеский престол, 8 апреля 1548 г. из Кракова пришла весть: 1 апреля скончался Сигизмунд Старый.
Для Литвы это известие означало безусловную победу Сигизмунда III Августа и Радзивиллов. В Польше нового монарха ожидала тяжелая борьба, но в ней польская аристократия была уже лишь союзницей Боны, но не ее орудием. Более всего Бона проиграла от конфликта с сыном в той области, где он не жалел энергии. Тут она в лице и образе собственного сына столкнулась с самой собой. Гегемония Боны в Литве рухнула.
Тема возведения Варвары в польские королевы стала вопросом выхода политики Радзивиллов на международную арену. В начале 1548 г. Николай Черный взял в жены Елизавету Шидловецкую, тем самым не только породнившись с могущественным польским родом, но и став свояком видного польского гетмана Яна Тарновского. В начале апреля того же года места первых дам сформированного двора великой княгини заняли Шидловецкая (теща Яна Тарновского) и полянецкая кастелянша Слупецкая, должность вахмистра – люблинский каштелян Станислав Мацеёвский. Тем временем окружение великого князя Литовского, где наибольший вес имело слово Радзивиллов, стало полем карьерного роста для польской знати. Еще в 1547 г. Николай Радзивилл Черный возвратил в Вену 30 тыс. золотых – часть приданого покойной великой княгини
