только Игошин ушел.
Командование группой принял Саховалер. Пошли через лес, держа курс на северо-восток. В пути к ним присоединились бойцы, отбившиеся от других частей. Создался отряд из пятидесяти человек. Саховалер и Новиков разбили бойцов на два взвода, назначили командиров. [97]
Шоссе уже было перерезано немецкими танками, и лишь в Спас-Заулке встретилась наша артиллерийская батарея. Ее командир назначил наших ребят истребителями танков.
Но на улице стали рваться снаряды, орудия поспешно снялись с позиций. Для группы Саховалера мест на тягачах не оказалось.
— Ничего не поделаешь, — сказал командир батареи. — Пробивайтесь самостоятельно...
В это время на поле, что находилось близ поселка, выскочил наш эскадрон. Кавалеристы сразу же попали под огонь вражеских танков, укрывшихся у шоссе. Группа сержанта, воспользовавшись суматохой, прорвалась в лес. Решили пробиваться к своим, а вопрос о малодушии помкомвзвода, который увел Игошина, обсудить по прибытии в батальон.
Карты под рукой не было. Шли по компасу. Путь безошибочно прокладывал Валерий Москаленко. Недаром он учился на геолога. Разведкой занимались Новиков и Паперник.
Предельно экономно расходовали то, что оказалось в вещевых мешках. Привалов не делали. На одном из участков шоссе натолкнулись на немецких мотоциклистов. После короткой, но яростной перестрелки оторвались от противника и двинулись дальше.
Наконец показался Клин. Там хозяйничали немцы. Клин обошли. Затем приблизились к Солнечногорску. Вблизи города произошла стычка с вражескими автоматчиками. Наконец вышли к Мосткам...
О своих мытарствах и злоключениях окруженцы рассказывали, как о самом обычном. Они с нетерпением ждали, когда сварится картошка в самоваре.
Узнали мы и еще одну радостную новость: явился Феликс Курлат. Когда роты отходили от шоссе, он, несмотря на обстрел, вернулся к фугасу и взорвал его. Потом долго блуждал, разыскивая своих. Особенно довольны были друзья Курлата Зевелев и Гудзенко. Еще бы: вернулись друзья ифлийцы. И как вернулись — пробились из окружения!
* * *
В Мостках командование бригады получило приказ срочно вернуться в Москву. Столица была под прямой угрозой, [98] и надо было усилить секторы обороны. Наш батальон остался закрывать дорогу.
Роты и отдельные группы бойцов с минами и взрывчаткой разошлись в разные стороны: к Рогачеву, Икше, Яхроме, к каналу Москва — Волга. Вслед за ними, буксуя и надсадно гудя, тяжело поползли машины, груженные тоже минами и взрывчаткой.
Со штабом батальона остались несколько бойцов да я с санитарной машиной. Мы кочевали из деревни в деревню, оставляя возле каждой из них сотни замаскированных мин.
26 ноября передовые части немецко-фашистских войск форсировали канал Москва — Волга и зацепились за его восточный берег. Но вскоре нам показалось, что наступает перелом. Части 1-й ударной армии Кузнецова, просочившись через проходы в минных полях, отбросили врага. Однако 28 ноября немцы ворвались в Рогачево и почти одновременно заняли Яхрому.
Снова мимо нас потянулись войска на восток, снова перед нами оставался только противник. Отступали а наши подразделения, отбиваясь от автоматчиков, заваливая и минируя последние лесные дороги и просеки.
Примостившись у какого-нибудь дерева, радист включал рацию и устало бубнил:
— Как слышишь? Как слышишь?
Но, видно, никто его уже не слышал. Радиосвязь нарушилась. Распоряжения привозили мотоциклисты.
В последний день ноября батальон получил приказ выйти на Ленинградское шоссе, в район Крюкова. Потом его направили к Сходне. Там было много воинских частей, готовившихся к обороне. В районе Сходни получили новый приказ: прибыть в Москву.
...Уставшие солдаты, закончив установку минного поля в районе Химок, медленно шагали по московским улицам, застланным декабрьским снегом. Шли мимо баррикад и ежей, мимо домов с торчавшими из окон пулеметами. Шли занимать свой сектор обороны. [99]
По следу врага
Я должен видеть теми же глазами...
Под казарму второму полку отвели большой дом возле Белорусского вокзала. До войны в нем размещалась Высшая пограничная школа. Здание не отапливалось, и в помещениях было холодно. Свободные от нарядов красноармейцы грелись, толкая друг друга. В роте лейтенанта Грачева временами слышалась музыка. Пулеметчики раздобыли где-то патефон с двумя пластинками и заводили его, как только выдавалась свободная минута.
Много красноармейцев теснилось в фойе полкового клуба возле карты, отображавшей положение на фронтах. На нашем участке, откуда только что пришел батальон, два флажка — красный и белый — были воткнуты рядом. Сходня.
Около карты стоял большой стенд. В его левом верхнем углу бросался в глаза заголовок: «Боевая сводка о действиях подразделений за 3 декабря 1941 года». Но под заголовком осталось пустое место. В ночь на третье мы вернулись в Москву. Зато в правой части стенда пестрели совсем свежие надписи: «Боевой привет отважным фронтовикам!», а ниже — «Берите с них пример!»
Краска еще не просохла, и буквы слегка плыли. В торопливой заметке перечислялись отличившиеся при выполнении заданий, рассказывалось о самоотверженных действиях взрывного отряда, выделенного из состава саперной роты Загородникова. В него входили спортсмены Георгий Мазуров, Евгений и Владимир Щербовы, Константин [100] Башкетов, Юрий Абрамов, Павел Смоленко, Дмитрий Распопов, заслуженный мастер спорта Колчинский... Особенно отличились лейтенанты — саперы Авдеев и Токарев. Упоминалось много бойцов и командиров нашего подразделения. Это была даже не заметка, а простое перечисление фамилий. И все же было приятно. Полк становился сплоченным боевым подразделением.
Вечером, когда мы возвратились в Москву, состоялся митинг. Полк собрался в просторном нетопленом зале. Все пришли в шинелях и с оружием.
Митинг открыл начальник политотдела бригады Лев Александрович Студников. Я видел его впервые, но он показался давно знакомым.
В нем все привлекало, особенно манера держаться и говорить. Его выступление не было речью, оно походило на беседу. Как будто он говорил с каждым бойцом в отдельности. Негромким голосом произносил самые обыкновенные, много раз слышанные слова: «Вы сами знаете», «Не мне вам объяснять»... И казалось, говорили мы сами, а не он. Так он умел выражать свои мысли.
— Не буду объяснять, где сейчас проходит линия фронта, — начал Студников. — Вы только что пришли с последнего рубежа и сами знаете. Столица Родины в большой опасности. Там, на этом последнем рубеже, каждый из вас действовал хорошо. Вы не могли поступить иначе. Вы комсомольцы и коммунисты, вы советские люди! А теперь перед нами самое трудное: не допустить врага на московские улицы. Победу добудете вы, солдаты, которых партия, народ, великая революция призвали на защиту страны социализма...
