ГЛАВА 3
ФЕСТИВАЛЬ КРАСНОЙ ЛУНЫ
Благодаря Гилону в доме всегда было полно хороших, медленногорящих дубовых поленьев, готового поддерживать ночной огонь. Но очаг обычно тускнел к середине ночи и, особенно во время худших непогодных ночей, никому не хотелось вставать и шагать по холодному полу, чтобы подбросить ещё дерева.
Китиара предпочитала спать в своей собственной комнате, хотя она располагалась дальше всего от очага. Лестница и тонкий занавес из марли, отделяющий её от остального дома, по крайней мере давал ей хоть немного уединения. И цена за это уединение могла быть достаточно высокой. Почти каждое утро, даже и не долгой зимой, она просыпалась сжавшейся в клубок и дрожавшей.
Гномы говорили об утехинских зимах довольно резко: «Не меньше трёх одеял с торчащим из них носом.» Зимы казались бесконечными и всё же, когда все уже были на пределе, приходила весна, ловя даже самых бдительных из населения Утехи врасплох.
Этим утром двенадцатилетняя Китиара ещё спала. Она не свернулась в клубок — признак того, что наступила более хорошая погода. Её ноги свисали с кровати — признак того, что она начинала перерастать свой укромный уголок. Её лицо во сне было ребяческим, почти нежным, очень отличающимся от практикуемого ею, часто неубедительного, прохладного выражения, которым она обзавелась как частью её брони против всего мира.
Безмятежное выражение лица испарилось, когда что-то грубовато и неприятно ткнуло её в бок. Кит издала невнятное бормотание и, не открывая глаз, перевернулась лицом к стене, натянув на себя одеяло. После паузы тыканье возобновилось, на сей раз по спине.
— Уйди, Карамон. — зловеще пробормотала она.
Тычок. Ещё тычок.
Китиара медленно повернулась к источнику неприятного беспокойства, всё ещё почти спящая и с мутными глазами.
Ох. Её глаза расширились в лёгком удивлении, поскольку она различила перед собой крошечную фигурку не Карамона, а Рейстлина. Худой и бледный, с овальным лицом, обрамлённым всклокоченными светло-коричневыми волосами, четырёхлетний малыш стоял у кровати. Он загадочно улыбался. Улыбка была необычна для Рейстлина, необычно задумчивого маленького мальчика.
— Я рано проснулся… — тихо начал он.
— Угу. — Китиара до сих пор наивно предполагала, что ей удастся украсть хоть немного сна. Она поднялась на локте и оглядела своего необычного младшего брата, которого она довольно сильно любила, но всё же и сильно желала задушить в некоторые дни — нет, в
Взглянув вниз, Кит увидела, что его более здоровый брат, Карамон, всё ещё крепко спал, лёжа на спине и негромко похрапывая. У близнецов были маленькие кровати, стоящие рядом, но Карамон обычно растягивался поперёк обеих. Кит знала, что Карамон поздно лёг вчерашним вечером, обучаясь, под руководством Гилона, вырезать из дерева. Он применял свои новые знания для создания своего первого деревянного кинжала.
Как всегда, Рейстлин лёг спать вскоре после ужина, а Китиара, должно быть, заснула перед тлеющим очагом. Добрый, надёжный Гилон поднял её по лестнице и положил в кровать.
Китиара вздохнула. Насколько рано было сейчас?
Тычок, тычок.
— Ты прекратишь это, Рейст?
Он всё ещё неопределённо улыбался. Чего это он сегодня так развеселился?
— Я хотел сказать, — продолжил он, когда она снова сосредоточила на нём внимание. — что со мной говорила птица…
Китиара подозрительно подняла бровь. Его фраза казалась выдумкой — но с Рейстлином вы никогда не могли быть ни в чём уверенны. Этот ребёнок был странным, специфичным. Так как он не много говорил с другими детьми, он мог разговаривать с птицами.
Но отвечают ли ему птицы? И вообще что это за птицы в это время года, в Утехе?
— Какая птица? — раздраженно спросила она.
— Коричневая птица. — ответил Рейстлин, пожимая плечами, как будто это была незначительная информация. — Кончики крыльев белые. — и тут же машинально добавил — Просто пролетала мимо, по каким-то своим делам.
— Хорошо. Что же сказала коричневая птица? — подтолкнула его Китиара, начиная принимать сидячее положение.
— Сказала, что сегодня будет экстра-специальный день.
— О, — невпечатлённым тоном ответила она. — Экстра-специально хороший, или экстра-особенно плохой?
— Хм. — глубокомысленно сказал Рейстлин. — Вероятно, хороший. Она казалась счастливой.
Старшая сестра Рейстлина стала одевать ботинки.
— Конечно, если имеешь дело с коричневыми птицами, — авторитетно добавил он. — То узнать это трудно. Они думают, что каждый день особенный. Не много нужно, чтобы убедить их.
— Оптимисты, — сухо сказала Кит.
— Угу. — согласился Рейстлин.
Она встала и окинула его оценивающим взглядом. Выражение его лица было безусловно бесхитростным, почти ангельским. И вообще Рейстлин был одарён богатым воображением.
Китиара, зевая, схватила тунику и стала одевать её через голову. Карамон — вот кто был предсказуем. Если бы он увидел коричневую птицу, то не пытался бы с ней заговорить, а постарался бы поймать её сетью или попасть в неё камнем. Услышите шумную возню — значит, там Карамон.
Утомлённая до крайности после почти пяти лет ухаживания за близнецами, забот, волнения за них и обучения как она могла — фактически, после пяти лет материнства — Китиара чувствовала, что может проспать целый месяц. Ей тело болело, она чувствовала, что её разум притупляется. Она ненавидела мысли о том, как она будет себя чувствовать ещё через пять лет.
Её мать на самом деле так никогда и не выздоровела после травмирующего рождения близнецов. Казалось, что с ней всё в порядке, по крайней мере физически, но она всё же чаще лежала в кровати, чем поднималась. В течении пяти лет она ела всё меньше и продолжала чахнуть. Её бледные светлые волосы стали призрачно белыми. На съежившимся лице Розамун её серые глаза были жутко большими и смотрели куда-то за горизонт. Куда-то в другой мир.
Какое-то время после того, как родились близнецы, за Розамун ухаживала Ярли. Но Ярли была ещё менее профессиональна и ещё менее любезна, чем её сестра Минна. Скоро она стала неприятной даже в глазах Гилона. Его семья всё ещё была должна двум сестрам-акушеркам груду денег, и не проходило и недели, чтобы Минна не заходила к ним, чтобы напомнить об этом. Добросердечный Гилон выплачивал долг понемногу за раз.
В любом случае Ярли не была способна много сделать для того, чтобы облегчить таинственный недуг Розамун. И теперь, уже в течении долгого времени, семья обходилась услугами местного целителя, толстого благожелательного человека по имени Бигардус.
Бигардус знал Розамун уже много лет и, казалось, на самом деле беспокоился о ней. Простой — Кит даже хотелось назвать его бесхитростным — целитель не важничал как Минна, и у него не было «Никогда Не Подводящих» снадобий. Он признал, что не имеет ни малейшего представления о том, что случилось с Розамун и не хвалился своими лечебными способностями. Но в то же время он снабжал семью Маджере множеством мешочков и пузырьков с экзотическими лекарствами, которые стояли на маленькой подставке около кровати Розамун. Казалось, они ослабляют её возвращающиеся боли. Бигардус приходил время от времени, чтобы проведать Розамун или понаблюдать за одним из её приступов. Он нравился Кит. Она почти что могла сказать, что с нетерпением ожидает его жизнерадостных посещений.
Розамун дрейфовала из полусна и вновь входила в него в течении многих месяцев. Время от времени она казалась безмятежной, наблюдающей за всем такими спокойными глазами, что присутствующие почти
