природе блоха была спонтанно заражена тем или иным возбудителем. Это, конечно, серьезная улика, но еще не доказательство. Дело в том, что сам по себе такой факт ничего не говорит ни о взаимоотношениях между организмом блохи и возбудителем инфекции, ни о способности блохи передавать инфекцию дальше.
В других случаях подозрение основывается на эпидемиологических или эпизоотологических выводах. А уж коль скоро мы коснулись дедукции и рассуждений, столь необходимых в любом исследовании для формулирования рабочих гипотез, то надо упомянуть об идее, представляющейся нам интересной и весьма правомерной: даже такие виды блох, которые никогда не входят в контакт с человеком, могут играть определенную роль и участвовать в циркуляции возбудителя инфекции среди хозяев-животных, например мелких диких зверьков, ведущих полуназемный образ жизни. Этот процесс может проходить — совершенно скрыто от человека — в гнездах этих животных, так же как там скрыто и существование целого ряда видов блох.
Развитие блох всегда связано с гнездами и норами их хозяев. Мы уже знаем, что это самая благоприятная среда для развития личинок блохи. Взрослые же особи одних видов живут преимущественно на теле хозяина, а других — ведут скрытный образ жизни, в гнезде и переходят на хозяина только для того, чтобы напиться крови.
Однако в гнездах блохи обитают не одни. Вместе с ними там находятся разные кровососущие и некровососущие клещи и прочие членистоногие. Одни из них тесно связаны со средой гнезда, других сюда привлекает обилие тлеющих органических веществ (сама выстилка гнезда, обычно разлагающаяся по его окружности, остатки занесенной в гнездо пищи или помет), третьи находят здесь для себя благоприятный микроклимат. Надо еще сказать и о хищных формах, находящих в гнезде легкую добычу.
Гнездо, таким образом, — это маленький мир. Обычно оно бывает хорошо отгорожено от окружения, а у мелких млекопитающих даже изолировано толстым слоем земли или другого материала. Жизнь в гнезде подчиняется своим закономерностям, а те, естественно, сообразуются со всем тем, что происходит вокруг. Ведь одно дело, если гнездо устроено глубоко в земле, и совсем другое — если оно расположено в каком-то трухлявом стволе высоко от земли.
Некоторые гнезда — временные. Полевки определенных видов строят себе зимой, если снега достаточно, гнезда под снегом, прямо на земле. Иной раз мелкие зверюшки укрываются в куче хвороста или под свернувшейся трубкой корой. Но есть на местности и такие удобные убежища, в которых животные обитают из поколения в поколение. Едва один обитатель уйдет — добровольно или помимо своей воли, — сразу же появляется новый. И необязательно это будет представитель того же вида.
Новый хозяин подправит гнездо, перестроит, почистит и дополнит, но основа предшествующего сообщества блох, клещей и других членистоногих остается и сохраняет свою непрерывность. Это не плод чисто теоретических рассуждений, а обобщение опыта многолетних исследований гнездовой биологии разных животных, особенно мелких зверьков, ведущих полуназемный образ жизни. Если мы уясним себе сказанное выше, то неизбежно возникает вопрос: какое значение может иметь гнездо и все сообщество живущих в нем организмов для поддержания циркуляции возбудителей чумы и других инфекций? Их существование, скрытое в гнездах, может объяснить те периоды, когда нет никаких внешних проявлений такой циркуляции.
У блох отношения к хозяевам и их гнездам — самые понятные и определенные, а экология их изучена лучше всего. Поэтому чешский паразитолог Богумир Росицки, завершая 30 лет назад свое фундаментальное исследование блох в Центральной Европе, большое внимание уделил рассмотрению указанных вопросов. В его распоряжении были обширные коллекции и наблюдения, охватывавшие не только всю Чехословакию, но также Швейцарию, Германию, Югославию и страны Юго-Восточной Европы.
Совокупность всех блох, живущих на одном хозяине и в его гнезде, Росицки назвал блошиным сообществом, или, одним словом, sifonapterium (от научного названия отряда блох Siphonapteга). На богатых коллекциях он убедился, что хозяева определенного вида имеют и сходные блошиные сообщества. Эти хозяева заселяют на местности определенную часть пространства, определенную зону, ограниченную их жизненными требованиями и привычками. Однако в слое, занимаемом кустарниковой мышью, обитают еще желтогорлая мышь, красная полевка и другие мелкие полуназемные млекопитающие. Если сравнить их сообщества блох, то мы обнаружим большое сходство, а подчас и полное совпадение.
Все блошиные сообщества гнезд, расположенных в родственных биотопах в одной зоне местности, Росицки назвал высшей экологической единицей — поясом блошиных сообществ. Пространственные пределы пояса определяются жизненными требованиями и привычками видов, составляющих его. Для наглядности ученый дал отдельным поясам названия тех животных, чьи норы и гнезда преобладают в них. Всего он различает в Центральной Европе 13 таких поясов — от пояса сифонаптерий мелких полуназемных зверьков до пояса мелких воробьиных, порхающих в кронах деревьев. Среди поясов есть, разумеется, и пояс человека.
Внутри пояса блошиных сообществ царит оживленный обмен блох. Он отчасти активный — блохи вылезают из нор млекопитающих или из гнезд птиц и ищут новых хозяев. В большинстве же случаев это обмен пассивный (блохи бросают мертвого хозяина, переходят с добычи на хищника, хозяин набирает блох, пробегая по чужим норам, или обзаводится новыми блохами при занятии старого гнезда и пр.). Кроме того, происходит обмен блохами и между отдельными поясами, который вызывается теми же причинами, но возможен такой обмен только при определенных экологических условиях.
Как по схеме движения поездов, можно читать пути-дороги отдельных видов блох со всеми их пересечениями и переплетениями и определять пункты назначения — новые виды хозяев. И нетрудно решить, какой маршрут тут постоянный, а какой выполняется от случая к случаю. Но и такой «случай» имеет свои закономерности, и теория с ними считается. Росицки сформулировал основы этих закономерностей, подготовив тем самым данные для будущей работы эпидемиологов, паразитологов и специалистов по медицинской зоологии.
III
КЛЕЩИ-КРОВОСОСЫ
От Гомера до наших дней
Название главы, должны признаться, неоригинальное. По отношению к клещам его первым употребил Харри Хугстрааль (Harry Hoogstraal), считающийся одним из крупнейших в мире знатоков этой группы паразитов: такой подзаголовок он дал своей многотомной библиографии клещей и переносимых ими инфекций. Мы полагаем, автор хотел этим не только обратить наше внимание на то обстоятельство, что о клещах первым в литературе упомянул Гомер, но и образно подчеркнуть неохватную широту специальной литературы по данной проблеме. И он прав. В 1970 г. вышел первый том его труда, затем следующие шесть, и задумано еще не меньше трех томов. Если в среднем каждый том содержит примерно 5000 записей о результатах опубликованных работ, то в итоге получается такое обширное собрание, имеющее буквально гомеровский размах, что невольно возникает вопрос: действительно ли необходимы были все эти невообразимые старания многих поколений исследователей? Действительно ли клещи имеют такое существенное значение в жизни человека? Мы постараемся в этом разделе подвести читателя к тому, чтобы он сам дал на эти вопросы положительный ответ.
Итак, что касается упоминания о клещах в литературе, пальма первенства принадлежит Гомеру. Оно относится к периоду около 800 г. до н. э., однако есть и еще более древнее свидетельство, что человек обращал на клещей внимание, находил их на себе и на животных, с которыми вступал в контакт, и был знаком с их морфологией. Мы имеем в виду изображение на стене древнеегипетской гробницы, на котором можно различить клещей, впившихся в ухо гиены.
