унаследовал от матери ни ее безрассудной страстности, ни ее чарующей красоты. Яков был эрудированным человеком — и гордился этим. В течение многих лет он успешно правил Шотландией, но властная манера правления, с которой он привык обращаться с шотландскими помещиками и пресвитерианами, была неуместна в Англии. В 1598 г. Яков издает «Три закона свободной монархии», в которых повелевает своим шотландским подданным повиноваться своему королю, приравненному к Богу. Все законы, считал Яков, должны издаваться королем, а все конституциональные формы и ассамблеи должны собираться исключительно по его желанию. Елизавета I негласно следовала этим принципам, но благоразумно избегала акцентирования этой темы, а также не напоминала парламенту про данную ей Богом власть, что Яков неоднократно делал, взойдя на трон Англии. Яков отнюдь не выглядел посланником Бога. Его язык был слишком велик для его рта, а бегающие глаза придавали ему сумасшедший вид. Он носил одежду, надежно защищавшую от ударов ножей потенциальных убийц, а когда охотился на оленей, то его привязывали к лошади, чтобы он не упал. Даже льстивые подданные ненавидели эти дни охоты, когда король мог торжествующе вскрыть брюхо пойманного оленя, запустить туда руки и измазать собак и сопровождающих кровью.
Во время правления Якова революционный кризис стал приобретать отчетливую форму. Новый король публично порицал пуритан, в основном потому, что приравнивал их к шотландским пресвитерианам, которые хотели низвергнуть его с трона. «Нет епископа — нет короля!» — кричал он, встречаясь с пуританами; именно с этим высказыванием позже согласятся его советники. «Я научу вас покорности, — запугивал он пуритан, — или изгоню вас из страны, или еще что-нибудь похуже». Яков лишил многих пуритан их должностей и привилегий, и в итоге волнения распространились среди мирян еще сильнее, чем раньше. Налоговая политика Якова привела к тому, что его расходы были в два раза больше, чем при Елизавете I, частично из-за продолжающейся инфляции, частично потому, что у него были жена и дети, о которых он должен был заботиться, но в основном из-за того, что он был более экстравагантным, чем королева. Чтобы увеличить доходы, корона прибегала к различным неразумным действиям. Например, продавала сотню монополий, что мгновенно вызывало спад цен на такие товары первой необходимости, как мыло, уголь, уксус и булавки. Елизаветинские монополисты были непопулярны, и растущая зависимость от них Якова не нравилась лендлордам и купцам в парламенте.
Отношения короля и парламента постепенно ухудшались. Он поступил бы правильно, постаравшись вести себя как Елизавета, которая просила у парламента так мало денег, как только было можно. Яков не стеснялся просить у парламента деньги, даже не утруждая себя объяснениями, на что они ему нужны. Игнорируя разглагольствования короля о его божественной сущности, парламент давал ему слишком мало денег, и требовалось огромное количество времени, чтобы документы прошли все стадии оформления. Палата общин, жаловался Яков, была головой без тела — и фактически так оно и было с тех пор, как король встал во главе государства.
На последних этапах его правления дела шли еще хуже. Становясь старше, Яков обнаружил в себе скрытую тягу к мужскому полу и в итоге передал все управление делами в руки молодых фаворитов, чьими единственными достоинствами были милое личико и грация. Последним и наиболее обольстительным был герцог Бекингемский (1592–1628), который полностью захватил контроль над королем с 1619 г. до самой его смерти. Последние сессии парламента при Якове в 1621 и 1624 гг. были наполнены открытой критикой против правительства, чего прежде не было. Палату общин возглавлял сэр Эдуард Коук (1552–1634), умнейший юрист своего времени, который был смещен с юридической службы королем. В 1621 г. парламент воскресил средневековую процедуру импичмента против злейшего врага Коука лорд-канцлера Фрэнсиса Бэкона, философа, за взяточничество. Импичмент против Бэкона стал первым шагом парламента на пути регулирования системы правительственных служащих. Парламент также раскритиковал и внешнюю политику правительства, которая была происпанской, поскольку король надеялся женить своего сына Карла на одной из наследниц Габсбургов. В 1623 г. он тайно переправил сына в Мадрид с Бекингемом с романтической целью завоевать сердце инфанты. Полубезумный король писал послания своим «сладким мальчикам», как он называл их, — «малышу Чарли» и «Стини» — и завершал свои письма подписью «От любящего отца и мужа». Но «малыш Чарли» вернулся из Мадрида домой, взбешенный отказом испанцев пустить его ко двору и позволить жениться на инфанте. Поэтому к тому времени, как в 1625 г. король умер, все его надежды рухнули, а оппозиция монархии Стюартов окончательно сформировалась.
Карл I был более жестоким, чем его отец, и на протяжении первых лет его правления, в 1625– 1629 гг., политическая и религиозная критика монархии Стюартов грозила перерасти в серьезное восстание.
На элегантном портрете Ван Дейка Карл демонстрирует великолепную фигуру: он выглядит статным, собранным, сдержанным, величественным.
Новый король был абсолютно равнодушен к мнению публики и к политике. Карл I был поборником церкви, ценящим церемониалы в англиканстве, и он полностью разделял взгляд отца на то, что власть монарху даровалась Богом. Ненавидимый всеми герцог Бекингемский продолжал быть главным министром. У Карла сразу сложились еще более напряженные отношения с парламентом, чем у его отца. Новый король безапелляционно требовал денег, однако парламент был заинтересован в удалении Бекингема. Поэтому Карл ввел налоги, которые приносили ему так много денег, чтобы он мог не обращать внимания на парламент. 76 эсквайров (исключая нескольких членов парламента) были посажены в тюрьму за отказ «сотрудничать».
Когда Карл I, по-прежнему нуждающийся в деньгах, собрал парламент в 1628 г., он обнаружил, что обе палаты настроены против него. Палаты лордов и общин объединились для принятия известного билля о правах. Подкупив короля, они получили его согласие не увеличивать и не собирать налоги без согласия парламента, а также не сажать людей в тюрьму без судебного процесса. Согласившись на эти условия, Карл признал, что он нарушил права своих подданных. Билль о правах стал мерилом конституционализма, однако его действие было недолговечным, поскольку король вскоре восстановил свои налоги и практику наказания подданных, которые осмеливались критиковать его власть. Чаша терпения переполнилась в 1628 г.: герцог Бекингемский был убит, к горю короля и к радости общественности. Ничтожный шанс на достижение согласия между королем и парламентом буквально растворился в воздухе в 1629 г., когда сэр Джон Элиот (1592–1632) открыл заседание палаты общин выступлением против королевской политики.
Когда король приказал закрыть заседание, двое из наиболее сильных членов парламента подняли говорящего вверх на его кресле, чтобы продолжить заседание, пока возбужденная ассамблея принимала три резолюции Элиота, призывающие считать предательством нововведения в церкви и совершение действий, запрещенных парламентом. Это происшествие отвратило многих молодых людей от короны и заставило короля насторожиться. Карл пожелал управлять страной без парламента и поступал так в течение последующих 11 лет.
Правление Карла I между 1629 и 1640 гг. часто сравнивают с эпохой управления Ришелье Францией. Но, несмотря на все его честолюбивые цели, Карл даже не приблизился к стилю монархии Бурбонов. Наиболее видными министрами после смерти Бекингема были архиепископ Уильям Лауд (1573–1645) и сэр Томас Уэнтворт (1593–1641). Они неплохо знали население страны и стремились восстановить порядок. Но Лауд и Уэнтворт были запуганы королевским судом, и большую часть времени Уэнтворт отсутствовал в Северной Англии и Ирландии, где он служил посланником короля. Ни один английский министр не мог принимать решения так, как это делал Ришелье. У Карла I не было интендантов, не было армии. Правительство существовало на птичьих правах, как фикция во внешней политике. Советники короля искали легальные лазейки, чтобы отнять у парламента контроль над налогами. Например, они вспомнили давно забытое правило, гласящее, что любой эсквайр, имеющий доход не меньше 40 фунтов в год, должен быть посвящен в рыцари на королевской коронации, и это помогло Карлу собрать 165 тысяч фунтов со всех джентри, кто не был посвящен в рыцари на его коронации в 1626 г.! Более жестокими были манипуляции Карла с деньгами от судоходства. Карл обратил эти деньги, взимаемые на случай чрезвычайных ситуаций, в ежегодный национальный доход, собираемый как внутри острова, так и с прибрежных территорий. Финансовая политика Карла поэтому приобрела более опасную оппозицию, чем при Ришелье. Тяжесть французских налогов легла в основном на крестьян, но Стюарты провоцировали знать, джентри и купцов. Эти люди легко могли заплатить, поскольку были богатыми. Но ущемление их прав было воспринято с негодованием.
Религия была наиболее проблемным местом. Карл I возложил управление церковью на архиепископа