бы стала выращивать; в одной нашей сказке принц жил на астероиде и выращивал розу…
— Слушай, хватит на сегодня сказок; а если серьезно?!
— Почем я знаю, если серьезно… Огурцы, наверное, выращивал; или помидоры, — глубокомысленно заметил Порнов. — У меня мать, например, папайю выращивает и эту… как ее… уругулу! Все, не мешай; мне крышу на место вернуть надо; хватит вшей вымораживать.
— Это ты про Вставалкина? Тогда уж блох… Если не мышей.
— Ч-ч-черт! Про штурмана-то я и забыл; вот интересно, его в космос не унесло?
— Вряд ли; ты его основательно… прибил.
Несколько минут Мич слышала лишь частое нервное дыхание Порнова; внезапно он опять возопил и выругался.
— Что-то опять не так? — участливо спросила Мич. — Уж вроде больше «не так» и быть не может?
— Чуть себя не катапультировал, — пожаловался Порнов. — Гонял бы сейчас среди астероидов на кресле-каталке…
— Ты там полегче, — забеспокоилась Мич. — Куда я без тебя? Я этой бандурой управлять не умею!
— Я больно умею, — сказал Порнов. — Электроника хренова; напридумывали тут. Вот раньше пилотам лафа была — рычажки, штурвальчики; всегда Робуру Завоевателю завидовал…
— Что, много завоевал?
— Да нет; завоевал-то совсем немного; так, все воздушное пространство Земли.
— Ого!
— Представляешь? Несешься ты куда глаза глядят, и ни одна зараза тебя догнать не может…
— Очень актуально! Как я понимаю, и это тоже сказки?!
— Это научная фантастика! — гордо заметил Порнов. — Все, крышку я закрыл; а как затемнение включить — так и не понял; ничего, похоже, у ребят на эскадре как раз весь запал вышел.
В кабине и в самом деле посветлело; вскоре Порнов мог различить не то что индикацию на пульте, но и иней, блестящей коркой покрывший шкуру вервольфа.
— Ни хрена ему не сделалось, — констатировал Порнов. — С такой шерстью он теперь на снегу спать может… А чего это у него морда обледенела? Он что, все-таки дышит?
— Может, и дышит, — ответила Мич. — Я в зомби плохо разбираюсь; я все больше по высшим чувствам специализировалась; помнить — забыть, полюбить — разлюбить…
— …убить — оживить, — подхватил Порнов. — Я знаю. И про полюбить знаю; в смысле высоких чувств… Анекдот такой есть.
Тут он услышал, как Мич принялась отщелкивать присоски и возопил:
— Молчу уже, молчу! Пристегнись немедленно! Сейчас переворот будем делать!
— Смотри у меня, — запальчиво произнесла Мич. — Так, а сам-то куда потопал?
— Вот хочу штурмана закрепить, — ответил Порнов, направляясь к креслу с оборотнем.
— Боишься ты его, все-таки, — сказала Мич с удовлетворением. — Бои-и-ишься!
— Боюсь, — согласился Порнов. — Боюсь, что он при перевороте со своей жердочки свалится; хорошо, если хладным трупом; а если оживет? Устал я уже вас разнимать и по разным углам растаскивать…
И Порнов накрепко приторочил человековолка ремнями к креслу.
— Точно; раньше бы я тебя за такие слова убила, — задумчиво произнесла Мич. — А теперь вот лежу — и ничего!..
— К хорошему быстро привыкаешь, — сказал Порнов. — Сейчас станет еще веселее; полминуты полного кайфа; выключаю маршевый!
Сразу стало легко и приятно; незаметная и изматывающая, как хроническая болезнь, перегрузка растворилась, исчезла.
— Здорово! — восхитилась Мич. — Дальше так и полетим?
— Увы, — вздохнул Порнов. — Я и рад бы тебя побаловать; но каждая секунда на счету.
Работая маневровыми двигателями, катер совершил разворот.
— Теперь, как порядочные люди, поедем, — сказал Порнов, — лицом вперед. Держись, включаю двигатель.
Тело опять налилось вместо крови ртутью; Мич заныла от разочарования.
— Слушай, я женщина хрупкая, кость у меня тонкая; долго мне тут еще расплющенной камбалой лежать?
Она не удержалась и добавила:
— Сам там в кресле отдыхает!
— Махнем, не глядя, — с готовностью предложил Порнов. На экранах перед ним небо очистилось от камней; катер выходил из метеоритов.
— Отцепляйся от пола и попробуй встать, — обернулся он к Мич. — Хотя бы на четвереньки.
— Ни за что, — запротестовала Мич. — Ни на четвереньки, никак. Я девушка не только хрупкая, но и гордая. Ты потом где-нибудь напьешься и будешь всем хвастаться: «Вот, была у меня одна знакомая принцесса. Поставил я ее…»
— Гм! — прервал тираду Порнов. — Чего только человек не наговорит, лишь бы пальцем лишний раз не шевельнуть…
— А что я такого сказала? — спросила Мич с подозрением.
— Раз такая гордая, вставай на ноги и иди пешком, — не стал вдаваться в подробности Порнов. — В полный рост.
— Не пойду я никуда, — запротестовала Мич. — Я передумала; мне и здесь неплохо.
Она подумала и добавила:
— Большое спасибо за заботу.
— Большое пожалуйста, — сказал Порнов. — Только к пульту тебе все равно идти придется; кто-то же мне должен показать, куда лететь.
— А я-то думаю, чего это ты вдруг таким галантным стал, — уныло объявила Мич. — Ну-ка, помоги мне.
Поддерживаемая Порновым, с превеликим трудом она села.
— И теперь еще идти куда-то? — осведомилась Мич, тяжело дыша. — Да я и на четвереньках шагу не сделаю; умру тут же… К черту гордость; давай, тащи меня, как мешок; разрешаю!
— Она разрешает, — изумился Порнов. — Я что — двужильный? Мне же тоже нелегко!
— Ты пока подумай, а я лягу, — с готовностью предложила Мич, приноравливаясь откинуться на спину.
— Сидеть, — строго сказал Порнов. Собрался с силами, ухватил Мич под микитки и поволок к пульту. Принцесса айкала и ойкала; но в итоге была благополучно водружена на трон; Порнов примостился у ее ног и долго хрипел и булькал, приходя в себя.
— Вот сюда полетим, — Мич бодро ткнула пальчиком в экран; в противоперегрузочном кресле она чувствовала себя намного лучше.
— Вот здесь, на экваторе, они нас долго не найдут; масса заповедников, чертова уйма островов, гористый ландшафт… Сюда полетим.
Скрипя суставами, Порнов вскарабкался повыше, на подлокотник, и принялся разглядывать точку будущей посадки. Чужая планета сияла с телевизионного экрана до боли знакомым голубым светом.
— На Землю похожа, — Порнов позволил себе немножко ностальгии. — Интересно, как там?
— Так себе; плюс семьдесят, и влажность — сто, — не поняла его грусти Мич.
— Кто в лес, кто по дрова, — вздохнул Порнов и потянулся к штурвалу. — Подберите ножки, Ваше Высочество; я хоть на краешек присяду.
Задвинутая вглубь кресла, Мич некоторое время безучастно наблюдала перед собой широкую белую спину Порнова; вскоре, впрочем, безделье ей надоело.
— Ты хоть говори, что делаешь, — попросила она. — Совсем не видно ничего.
— Я же учил тебя обращаться со скафандром; выведи себе на стекло шлема индикацию с
