какую-то нежность и красоту. В жизни этот человек, несомненно, производил впечатление.
Моро также узнал, что Андре Серваль одиноко проживал в одной и той же мансарде на протяжении двадцати лет. Никаких связей с внешним миром, говорят, не имел. Единственным человеком, много раз навещавшим его, была женщина, однако она не появлялась вот уже четыре года. По словам консьержки, эта элегантная и красивая дама, казалось, не старалась быть незамеченной: она всегда приходила среди дня, и её визиты не затягивались.
Кроме неё Андре Серваль принимал у себя — до самого конца своей жизни — нескольких визитёров, все мужчины и почти всегда одни и те же. Хранительница дома заметила также, что около десяти из них всегда проходили прямо на этаж, ничего не спрашивая. Эти люди, в основном с невыразительной походкой, казалось, были одного возраста с тем, кого они регулярно посещали. Один из них приходил каждое утро на протяжении десяти лет — фамильярная физиономия его особенно запомнилась консьержке: он здоровался простым кивком головы, не произнося ни слова. Похоже, молчаливость более всего раздражала добрую женщину. Моро убедился в этом, когда она ему сказала:
— Все эти визитёры, это похоже на загадку, месье! Это должно было плохо кончиться!
Без сомнения, полиция собрала все эти сведения раньше Моро, и он поэтому не удивился, когда, возвращаясь, чтобы позвонить в редакцию, заметил в сотне шагов от дома двух инспекторов, которых давно знал: Берте и Жалена.
— Итак, дорогой господин Моро, — сказал первый из них, — проделано маленькое персональное расследование перед тем, как передать информацию в газету, не так ли?
— Я давно понял, что от вас ничего не скроешь, инспектор… А что у вас? Почему вы не там, наверху?
— Нам тут уже нечего делать… Труп увезла следственная служба префектуры, и помещение опечатано.
— Можно ли заключить, что вы здесь ожидаете появления ещё какого-нибудь интересного действующего лица?
— Мы надеемся, даже многих, — ответил с улыбкой инспектор. — Этот малый имел множество связей… множество!
— Так, может быть, вы мне позволите их подождать в вашем обществе?
— Должен вам признаться, что по мере того как мы будем брать этих месье, они будут немедленно препровождаться на набережную Орфевр, где у нас будет куда большая свобода действий, чем здесь, на ветру, чтобы задать им несколько небольших вопросов…
— Значит, вы но можете взять их прямо по домам?
— Представьте себе, что покойник совершенно забыл оставить их адреса в объёмистых папках, которые загромождали единственный стол в этой комнате!
А вы не находите, инспектор, это очень загадочным? Может быть, у него была какая-нибудь записная книжка?
Не было у него даже маленькой записной книжки! Насколько мне известно, он имел превосходную память.
— В общем, мне лучше идти на набережную Орфевр и там ждать результатов?
— Не стал бы вам этого советовать… Вам известны такого рода обманчивые места с тех пор, как по поручениям газет вы туда суёте свой нос… У вас есть превосходные связи, которыми вы можете воспользоваться, чтобы добыть интересные факты… Само собой, я вам ничего не говорил!
— Пока, инспектор. Желаю удачи! Я всё-таки рад за вас, так как сейчас июнь: не правда ли, приятно нести такую службу в это время года? Мы вас действительно уважаем у нас в прессе, когда случается вспомнить о ваших страданиях…
Моро развернулся и пошёл беспечным шагом, как если бы в его деле всё ещё было впереди, но, повернув за угол на улицу Бон, он стремительно вскочил в такси и крикнул, шофёру:
— Набережная Орфевр! И поскорее!
И тут он не терял времени понапрасну, а десять минут спустя вышел из этого унылого здания и направился, на этот раз без особой спешки, в сторону бульвара Пале. Если бы инспекторы Берте и Жален проходили мимо в этот момент, они увидели бы его спокойно усевшимся за стол на террасе «Кафе дю Пале» перед кружкой пива и уплетающим аппетитный сандвич. Нужно было набраться сил; ожидание могло затянуться. Перед тем как занять место, молодой человек уведомил о своём присутствии персонал этого заведения. Он не мог ничего предпринять либо куда-нибудь двинуться, пока не дождётся звонка прямо из следственного отдела полиции.
Друг, с которым он повидался, всегда держал свои обещания. Впрочем, те скромные сведения, которые он передаст журналисту, никак не скомпрометируют ход официального следствия. Моро просто сказал ему:
— Ты не мог бы оказать мне услугу? Мне не хотелось бы слоняться на виду у следственного отдела в ожидании информации, которую мне так никто и не даст… Этот малый Дюрок — медведь, он ненавидит журналистов… Полагаю, будет разумнее пойти в «Кафе дю Пале» и с самым простодушным видом в мире сидеть там, пока ты не позвонишь и не сообщишь нужные мне подробности ещё до того, как мои собратья-журналисты будут ими располагать. Я намерен целый месяц не работать на свою газету и поэтому всё это время в распоряжении у официального следствия, и то, что я мог бы потом опубликовать, никак не затронет его. Вот что я знаю: Дюрок послал Берте и Жалена на улицы города с заданием выследить и взять тех типов, которых Андре Серваль, убитый на улице Вернэй, имел привычку принимать у себя дома… Я хорошо знаю инспекторов: они ловкачи. Старые лисы! Не пройдёт и дня, как они сцапают кого-нибудь из этих господ. Как только первый из них будет обработан в кабинете Дюрока, ухитрись как-нибудь добыть его имя и особенно адрес. Это всё, о чём я прошу… Видишь, это ведь нетрудно?
Сейчас ему ничего не оставалось, как сидеть на террасе кафе, созерцая привычные сцены уличной жизни. И только в четыре часа дня, когда он уже подумывал покинуть набережную Орфевр, подошёл один из официантов и сказал:
— Месье Моро? Вас приглашают к телефону.
Молодой человек вбежал в кабину, а вышел оттуда уже сияющий. Он знал теперь имя и адрес… Родье, так звали первого посетителя Андре Серваля, которого судебный следователь допросил в своём кабинете, но не верилось, что против этого незнакомца будет выдвинуто какое-то обвинение: Дюрок отпустил его после двадцатиминутной беседы. «Этот человек довольно пожилого возраста», — сообщил на другом конце провода инспектор. Адрес, наконец, был не совсем точным: этот Родье согласился назвать место своей работы… «Мебельные галереи», предместье Сент-Антуан.
Моро, как и всем, было известно название этого магазина благодаря настойчивой рекламе, которая вбивалась в головы людей по четыре раза на день по радио, в рекламных фильмах или в антрактах кинотеатров, или, наконец, на плакатах, занимавших целые газетные страницы. Кто во Франции мог не знать «Мебельные галереи»?
Моро тотчас же туда отправился, решив использовать своё служебное удостоверение, чтобы встретиться с упомянутым Родье.
Когда он спросил у первого встретившегося в огромном выставочном зале магазина продавца: «Не могли бы вы, месье, сказать, где находится господин Родье?», его собеседник ответил без малейшего колебания'
— Господин Родье? Мне незнакомо это имя, месье… Не думаю, чтобы это был один из служащих заведения… Хотя лучше вам спросить у заведующего кадрами.
Но и это не принесло журналисту успеха. Однако, когда он показал своё удостоверение, тот проявил больше любезности:
— Пожалуй, я вас провожу к нашему директору, который, вероятно, поможет вам что-нибудь узнать.
Пройдя лабиринтом коридоров и лестниц, Моро наконец попал в комфортабельный кабинет Жюля Пикассоля, директора-учредителя и главного владельца — человека, с чьим именем неразрывно было связано понятие «Мебельные галереи», современный дворец фанеры.
Маленький округлый толстяк в очках, Жюль Пикассоль производил впечатление человека приветливого и хитроумного. Он сам был автором газетных лозунгов и призывов, с помощью которых ему
