решил вообще больше ни о чем не думать.
Девочка дрожала у него на руках.
— Это сделала ты, правда? — вполголоса спросил ее капитан, проходя через толпу благословлявших его горожан. — Ты и те двое, так? Вы с Авророй — ведьмы, Тракрайл — сын ведьмы: благодаря этому Лизентрайль жив, не так ли? Поэтому вы так устали. Он уже почти был на том свете, Лизентрайль, но выжил — и не только потому, что его зашивали слоями и не плевали в рану, правда? Это волшебство — вы излечиваете людей своим прикосновением и потом остаетесь совсем без сил. Поэтому Аврора и Тракрайл так хорошо лечат: они не просто знают все знахарские приемы, но еще и способны на волшебство. Ты должна была дотронуться до капрала, так? Аврора не хотела, чтобы тебя увели, даже… ценой того, что ты так сильно устанешь. Спасибо тебе, девочка. Он хороший человек, Лизентрайль: это он спас тебя от орков. Он очень хороший человек. Тракрайл чуть ли не валится с ног после того, как кого-то вылечит, — а ведь он взрослый. Для тебя это, наверное, еще тяжелее. Ты — маленькая. Маленькая, смелая, великая. Эти двое, Тракрайл и Аврора, устроили представление со слоями, чтобы отвлечь всех. Спорили-то они, может, и всерьез, но самое главное, что никто не обращал внимания на тебя. Никто не заметил, что ты можешь… ну, то, что ты можешь. Не говори никому об этом. Держи это в тайне, иначе, как только ты не сможешь кого- нибудь спасти, тебя обвинят в его смерти и возненавидят.
Эрброу молчала, свернувшись калачиком на руках у капитана. Тот крепко прижал ее к себе, словно хотел защитить от холода, потом наклонился и поцеловал в волосы.
Эрброу перестала дрожать.
— Мама, — проговорила она едва слышным, но ясным голосом.
— Конечно, — заверил ее капитан, — сейчас я отнесу тебя к маме.
Королева была во внутреннем дворе. Она сидела на нижней ступени лестницы, сжав голову руками. Джастрин, паренек, который медленно ходил и много говорил, лежал на земле перед королевой в центре большого сукна, расшитого золотом и прежде украшавшего Малый тронный зал.
Казалось, будто во двор приземлилась обессилевшая бабочка.
Королева подняла голову и посмотрела на капитана с глубокой тоской, которая была хуже самых горьких слез. Потом Розальба увидела дочку.
— Нет, — воскликнула она, — не здесь! Она не должна быть здесь, я не хочу, чтобы она видела… Я приказала увести ее. Уведите отсюда Эрброу.
Впервые в жизни Ранкстрайл преисполнился нежностью к королеве. Его уважение к ней было настолько глубоким, что капитан не терял его даже тогда, когда ненавидел ее всей душой. Он признавал ее власть. Он был готов погибнуть, исполняя ее приказы и защищая ее. Но он никогда прежде не испытывал к ней нежности.
— Моя госпожа, — мягко возразил он, передавая ей девочку. Эрброу потянулась и обвила руками шею матери. — Прошу прощения, но ваша дочь желает быть вместе с вами. Желает пережить этот момент вместе с вами. Не отдаляйте ее.
Королева взглянула на капитана и изо всех сил прижала к себе Эрброу.
Наконец Розальба разразилась слезами.
Эрброу плакала вместе с матерью, ни на миг не переставая обнимать ее за шею.
— Джастрин зазвонил в колокол, и орки отплатили ему за это. Он смог добежать до колокола, но не в силах был сделать больше ни шага. Его ноги… были не такими быстрыми, как у других. Я должна была заботиться о нем, как о родном сыне! — дрожащим голосом сказала Розальба.
— Вы это и делали, госпожа, — ответил Ранкстрайл. — Вы кормили его, вы сражались за него, вы жалели его, когда он был в отчаянии, вы научили его мужеству. Это и значит заботиться о детях.
— Я должна была защитить его от смерти!
— Нет, госпожа. Вы не в силах защитить кого-то от его собственного выбора. На это не способен никто. Джастрин решил сражаться и погиб, сражаясь. Если бы он не зазвонил в колокол, мы потеряли бы вашу дочь, а с ней и вас. Мы не прорвали бы осаду. Мы потеряли бы город. Если бы погибла ваша дочь, погибли бы и вы, и тогда победа орков стала бы просто вопросом времени. Джастрин сделал свой выбор. Это его право. Теперь же, госпожа, прикажите сделать то, что вы сделали бы для своего родного ребенка. Прикажите открыть королевскую усыпальницу и похороните Джастрина со всеми почестями, которые причитаются принцу королевской крови, сыну королевы Далигара.
Королева долго смотрела на Ранкстрайла, потом решительно кивнула.
— Да, — сказала она, — пусть это будет символом для всех сирот. Пусть любой, кто не знает своих родителей, верит, что он — королевской крови. Пусть каждый брошенный ребенок носит в сердце эту надежду, а еще лучше — сомнение: потомок ли он королей или сын богов, спустившийся из своего небесного мира в наш. Я последую вашему совету.
Ранкстрайл продолжал неподвижно стоять перед ней и не собирался прощаться.
— Вы хотите еще что-то сказать? — спросила королева.
— Да, госпожа. Аркри, Россоло, Цеелайль, Роуил, Рокстойл, Даверкайл и Воркайл были убиты в сражении, позволившем нам освободить вашу дочь. Трое из них должны быть погребены в общей могиле, потому что ни одна семья не желает похоронить их на своем участке кладбища. Может, вы их помните. Аркри принадлежал к Народу Гномов, которых называют также гомункулами, и был самым старым из них: он помнил еще те времена, когда гномам принадлежали честь и слава; значит, мы можем считать его их королем. Оставшиеся двое, Даверкайл и Воркайл, были огромного роста, изуродованные, с не слишком благообразными лицами. У обоих не хватало пальцев и зубов: их вырвал палач. В армии наемников это наказание за кражу. Родом они были с границ Изведанных земель, и оба не знали имен людей, давших им жизнь. То есть, как объяснил мне на равнине Варила ваш супруг, они — дети самой жизни или самих богов.
— Не зная их отцов, мы не можем отрицать их принадлежность к королевскому роду, — закончила Розальба с легкой улыбкой, которая медленно осветила ее лицо, оставляя мрачными лишь заплаканные глаза. — Или их божественное происхождение.
— Нет, не можем, — подтвердил Ранкстрайл. — Я пришел просить у вас разрешения похоронить наемников Аркри, Даверкайла и Воркайла, принадлежавших ранее к легкой пехоте, а в настоящий момент к кавалерии, в королевской усыпальнице.
Ранкстрайл умолк.
Королева-ведьма задумалась на некоторое время.
— Это будет великой честью для города, — решительно ответила она. — Найдите церемониймейстера и от моего имени прикажите ему заняться подготовкой похорон. Мы предадим погибших земле завтра утром, все вместе и со всей возможной роскошью. Но сначала разделите эту ткань — я желаю, чтобы каждый из них имел достойный погребальный покров.
Ранкстрайл развел руками:
— У меня нет меча, госпожа.
— Что, и этот сломался?
— Да, госпожа, что поделаешь.
Королева не ответила. Она поднялась и, все еще с дочкой на руках, вытащила свой меч, длинный и тонкий, с плющом на рукояти. Поручив Ранкстрайлу держать ткань, Розальба сама отрезала небольшую часть для Джастрина, а остальное отдала капитану.
— Папа, — негромко сказала Эрброу, к которой вернулась ее безмятежность.
Мать наклонилась над девочкой и долго смотрела ей в глаза. Вокруг собралась небольшая толпа: горожане пришли оплакивать Джастрина, мальчика, который сумел поднять тревогу и из-за этого погиб. Многие оплакивали своих погибших. Многие оплакивали наемников.
Королева долго смотрела на дочь, вновь безмятежно повторившую свои два слога, потом выпрямилась и повернулась к толпе и к капитану.
— Братья и сестры, — сказала она ясным голосом. — Народ Далигара. Сегодня мы оплакиваем наших погибших. Мы плачем о тех, кого с нами нет и больше никогда не будет. Мы льем слезы, опечаленные тем, что нам придется жить без наших близких. Но не стоит плакать о них, ведь они находятся сейчас по ту сторону ветра, там, где не существует боли, даже той легкой, что причиняют нам воспоминания. Те, кого с
