собственное спасение. И рассказ о последнем эльфийском воине, Нерстринкайле, тоже как-то об этом умалчивал — с ним-то в конце концов что стало?
Внезапно ущелье Догона оборвалось. Небо широко раскинулось над головой, усыпанное звездами до самого горизонта.
Йорш почувствовал, как в лицо ему ударил ветер.
Варил пылал в огне, и пламя отражалось в воде рисовых полей вместе со звездами и с крыльями цапель, которые поднимались в небо, вспугнутые копытами лошадей. Через мгновение орки увидят их, затрубят в рога. Йорш подумал, что надо бы остановиться, но тотчас же забыл об этом, мысль улетела, не оставив после себя и следа. Варил пылал, и боль всех тех людей, которые ждали собственной смерти и должны были увидеть ее в глазах тех, кто окружил город, отразилась в душе Последнего и Самого Могучего из Народа Эльфов.
Йорш почувствовал эту боль. Он первый раз в жизни видел Варил, но чувствовал губившее его пламя так, словно горела его собственная плоть. Мысленно он услышал страдание и ужас каждого жителя города, но услышал и любовь к живым и умершим, услышал надежду, потому что надежда в людях никогда не умирает, даже тогда, когда все потеряно. Он сразу вспомнил всех детей тех двух идиотов, двух отцов, которые пришли звать его на помощь, и понял, что не смеет медлить больше ни секунды, чтобы спасти их.
Сострадание Йорша превратилось в гнев. Он снова взглянул на полыхавший город и понял, что никогда, ни за что не повернул бы назад.
Его конь мчался к осажденному городу. За его спиной была армия. Потрепанная, маленькая, плохо вооруженная, но армия.
Сострадание Йорша превратилось в ярость.
В это мгновение он почувствовал солдат за своей спиной. Почувствовал их ненависть. Почувствовал их ярость. Почувствовал, как его мысли слились воедино с их мыслями.
Йорш несся наперегонки с ветром. За его спиной скакали воины. Их сила слилась с его, они стали единым целым.
Преследуемый стал полководцем. Преследователи стали единомышленниками.
Копыта лошадей неслись над землей и водой. Внешнее кольцо Варила, защищенное бастионами, казалось огромным костром, его обгоревшие арки возвышались над пламенем, но центральная часть города была еще жива, и ее когда-то бело-золотые, а теперь грязные от сажи знамена развевались на разносившем пепел ветру. Когда погаснет пламя пожаров, пожирающее Внешнее и Среднее кольца, то от неприступных дубовых ворот, обитых железом и укрепленных, словно ворота в сам ад, останется лишь горстка пепла. Цитадель можно будет сравнить с овчарней, полной ягнят, перед стаей голодных волков.
Больше половины наемников Далигара были родом из Внешнего кольца, были детьми беженцев и бродяг со всех концов Изведанных земель, где давно была потеряна доблесть и честь и одно только бегство могло спасти людей. Они были наемниками, сплоченными общей необходимостью дотянуть до конца месяца и незыблемой преданностью своему капитану, но здесь у них на глазах горели их дома. У них на глазах умирали их родные. Ярость солдат превратилась в отвагу, отвага — в доблесть. Бесчестие, в которое была ввергнута их земля, пробудило в них героизм. Скакавшие галопом по равнине Варила наемники превратились в непобедимую армию. Последний и Самый Могучий Эльф мог сделать их неуязвимыми, отражая стрелы и копья врага. Если не они, то кто? Если не сейчас, то когда? Они мчались напролом на огромную армию, во много раз превышавшую их по силе, но ни одному из солдат Ранкстрайла и в голову не пришло остановиться и подумать о своем спасении.
Мчась галопом во главе того, что стало его армией, Йорш вспомнил, что его народ тоже когда-то славился своими полководцами и воинами.
До того как они вымерли в тюрьмах и подземельях, голодные, униженные, побежденные и осмеянные, эльфы сражались с полчищами орков, с толпами троллей. Они остановили даже самих демонов, когда преисподняя изрыгнула тех на погибель людям.
Он был эльфом. Все, что ни окружало его, проникало внутрь него. То, что было внутри, распространялось наружу.
Когда он встречал презрение или боль людей, они заливали его душу и меняли ее цвет. Это было и великим даром, и проклятием: с одной стороны, презрение людей давило на него, их страх ранил его душу, а с другой — его собственное мужество могло наполнить людей, становясь безграничным. В тот самый момент, когда конь его мчался впереди всех, сила Йорша отражалась в людских сердцах, зажигая их, словно искра сухой тростник.
Он, Последний и Самый Могучий Эльф, мчался галопом во главе своей армии, и его отвага умножалась на мужество скакавших за ним солдат, как множится солнечный луч, отражаясь в бесчисленных зеркалах. Он знал, что солдаты слышат его дыхание, так же как он слышит их. Ветер, поднявшийся над спинами скачущих лошадей, превратился в мощный поток, который, как фитиль, зажигал одного всадника за другим, сливая воедино их мысли и силы. Разум Энстриила, его коня, стал одним целым с разумом Йорша, с разумом остальных лошадей. Мелькавшие в грязи копыта несли их к Варилу, гривы, словно знамена, развевались на ветру.
Йорш выхватил из ножен меч, и тот засиял ярким светом. Это случалось не в первый раз. Меч его, как и корона, которую надела Роби, когда собирала вокруг себя беженцев в ущелье Арстрид, впитывал свет и отдавал его еще более ярким и мощным. Этот свет помогал воинам, отставшим в темноте, вновь найти путь и отвагу. И меч, и корона были сделаны для того, чтобы возвращать мужество и надежду тем, кто потерял их.
Ничто больше не могло остановить их — Эльфа и его войско нищих оборванцев, превратившихся сейчас в непобедимую армию. Город Варил переживал свои последние часы ужаса, свою последнюю боль: кавалерию Далигара было уже не остановить, она неумолимо приближалась. Йорш обернулся — за его спиной несся Ранкстрайл, капитан наемников. За ним, чуть правее, скакал его лейтенант. Они были одним разумом, одним сердцем.
Йорш силой мысли зажег высушенную летним зноем траву, которая покрывала насыпи между плотинами на рисовых полях, и создал длинные и тонкие полосы огня, отражавшиеся и умножавшиеся в воде, чтобы вести свое войско по этим сияющим указателям прямо к осажденному городу, заодно освещая защитные укрепления, которые воздвиг враг на случай маловероятного нападения со стороны Далигара.
В это мгновение из-за облаков показалась огромная луна и осветила всю равнину. Из-под копыт их лошадей взлетали оставшиеся в живых после пиршеств орков цапли, лениво хлопая блестевшими в лунном свете крыльями. Копыта лошадей, скакавших по равнине, соприкасались со своими отражениями в воде при каждом шаге, поднимавшем бесконечный вихрь капель и брызг, которые мерцали золотым светом огня и холодным серебряным светом луны. Войско Народа Людей желало вернуть себе мир, принадлежавший ему по праву.
В дрожащем свете огненных полос на фоне усыпанного звездами неба показались изгороди, сооруженные орками из заостренных кольев, сломанных копий и кривых стрел. Даже Йорш, со своим зрением эльфа, не сразу заметил насаженные на колья головы: он почувствовал лишь легкие отголоски боли, которые не сразу смог отличить от страданий погибавшего города. Даже Йорш не увидел ртов, раскрытых в последнем, предсмертном крике, и сгустков крови в развевавшихся от летнего ветерка волосах.
Теперь он увидел их, и солдаты тоже. Йорша переполнили ужас и боль. Многие узнали своих братьев и отцов. Некоторые узнали своих детей.
Но тот, кто решил организовать это ужасающее представление, стремясь отпугнуть возможных спасителей города, даже не представлял, что такое ярость людей, во что она может превратиться, до каких размеров может вырасти.
У них не было возможности подать сигнал при помощи рога — Судья-администратор запретил наемникам иметь сигнальные рога, считая их лишь ненужным украшением, — но яростные голоса солдат разорвали ночь.
— ВПЕРЕД!!! — заорал Ранкстрайл.
