горечью рассказал нам о том, как переодетые немцы и полицаи примчались в деревню.
— Вчера вечером сельская самооборона предупредила жителей, — говорил он, — что приближается какая-то вооруженная группа около трехсот человек. По сигналу тревоги все собрались и ушли в лес. Лишь один старик с внуком остались.
— Если идут без выстрелов, значит, свои. Немчура так не ходит… — рассуждал дед.
Войдя в деревню, неизвестные, выставив пулеметы на окраинах, начали рыскать по домам и набрели на старика. Были они в гражданской одежде и назвали себя партизанами. Главари ругали немецкие порядки и попросили у старика еды. Приняв все за чистую монету, он зажарил последнего петуха и достал из-за печи бутылку самогонки. «Кушайте, дорогие, — говорил дед, — вы святое дело вершите, истребляете фашистских гадов…»
Морщась от этих слов, один из «гостей» подошел к старику, достал сигареты и предложил:
— Закури, старина, сигареты-то первый сорт. Покурим и поговорим по душам.
— Не куривал таких, к самосаду привык.
— Ну ладно, деду, ты, видно, наш человек… Так вот, мы свои люди… из самой Москвы и точно не знаем, где сейчас наши братья по оружию. Начальство сказало, что любой из этой деревни доведет до местных партизан. Помоги нам встретиться с ними, — медленно начал рыжий толстомордый парень лет тридцати.
Слушая эти слова, старик думал:
«Странное дело, пришли партизанить из-под Москвы, а сигареты фрицевские курят. По дворам шныряют… да все в новой одежде». Потупив взор, как бы раздумывая, дед увидел на всех «гостях» новые немецкие сапоги. «Тут что-то не так», — заключил он в недобром предчувствии. «И влип я, как кур в ощип, — с горечью подумал он. — За всю жизнь впервые так глупо в дураках остался».
Старик недоуменно пожал плечами и отрицательно покачал головой:
— Дело это секретное, военное. Какой дурак скажет темному мужику о своей стоянке. Откуда мне это знать?
— Жаль, что не хочешь помочь найти дорогу к ним. А скажи, к кому в деревне они чаще заходят? Назови хоть одного, на кого положиться можно? Назови место, где прячутся жители? Скажи. Мы отблагодарим, — продолжал рыжий.
Дед молчал. Ничего не добившись, переодетый полицай рявкнул:
— Значит, ничего не знаешь, большевик? — и перевел разговор немецкому офицеру.
Немец медленно встал, подошел к деду, вынул пистолет и, ткнув дулом в лицо, сказал:
— Сволочь, говори правта, или я стреляйт твой морта!
— Ты это умеешь, гад ползучий, — старый патриот люто сверкнул глазами на врага. И тут звериные выродки, не выдержав, набросились с кулаками на него. Избитого до полусмерти и окровавленного деда гитлеровец приказал связать и бросить до утра в сарай.
Как только немцы и полицаи улеглись спать, тринадцатилетний внук деда пробрался к нему через сеновал. Всю ночь он отпаивал дедушку и прикладывал к его лицу мокрые тряпки.
Старик, придя на рассвете в сознание, сказал внуку, что нужно предупредить жителей и партизан о немецкой ловушке. Стоит им прийти в деревню, и они могут попасть прямо в засаду переодетых фашистов.
— Придется тебе, милок, сейчас же бежать, — сказал он внуку.
Но случилось так, что мальчик, едва выбравшись из сарая, нарвался в огороде на полицая и был схвачен. Немцы очень обрадовались. Едва державшегося на ногах старика и его внука вывели во двор. Гитлеровский офицер, наведя на них пистолет, через переводчика сказал:
— Дед, прикажи мальчику пойти в лес и передать жителям, что в деревню пришли свои, партизаны, опасности нет, мы никого не тронем, и пусть все возвращаются. Если ты не пошлешь внука, то мы убьем его. А ты, малый, иди и приведи мужиков, а не то мы расстреляем деда. Понятно?!
Выпрямившись из последних сил, старый белорус внимательно посмотрел на притихшего внука и тихо сказал:
— Беги, внучек, в лес, ты знаешь куда, и скажи добрым людям, пусть не боятся возвращаться… разве не видишь, тут свои, партизаны…
Внук горестно моргнул глазами, полными слез. Они поняли друг друга. Как выяснилось потом, немцы сначала хотели послать с мальчиком свою группу и силой привести жителей. Но побоялись нарваться на партизанскую засаду и к тому же очень надеялись, что запуганный ими внук не выдаст их.
Все это и рассказал прибежавший к встревоженным односельчанам мальчик, а нам поведал задержанный крестьянин.
Отряд настороженно продолжал свой путь. Тяжелые ноши, жара, тучи комаров и слепней вконец измотали партизан. Их лица почернели и осунулись. Многие с большим усилием двигали отекшие или потертые до крови ноги, поднимая черную торфяную пыль. Она толстым слоем покрыла обувь, пропитала одежду и волосы, забилась в носы и уши.
А впереди — в долгожданной деревне — притаился враг, о конечных планах которого нам ничего не было известно. Возможно, прижавшись к земле в густом кустарнике, с пулеметами наготове, он поджидает нас в засаде. Мы с тревогой посматривали по сторонам, прикидывая, что предпринять, если внезапно появится противник. Слева и справа топкое болото, осока выше роста человека и непролазные колючие заросли, а дальше заболоченный лес. Пришлось бы под вражескими пулями отходить назад вдоль канала. Такая перспектива не сулила ничего хорошего.
Однако, пока впереди действовала разведка, непосредственной угрозы отряду не было. С большой осторожностью разведчики и несколько присоединившихся колхозников-проводников добрались до опушки леса перед деревней и около часа наблюдали за ней, но противник ничем не выдавал себя.
Для Кислякова, возглавлявшего разведку, замысел врага пока оставался непонятным. К этому времени мы с командиром, оставив отряд в глубине леса, выдвинулись поближе к разведке и стали обсуждать сложившееся положение. Если немцы хотели нам преградить путь, то лучше всего для засады было воспользоваться узким местом на дороге вдоль канала. Но засады там не было. Деревня, до которой оставалось не больше километра, выглядела подозрительно безлюдной. Внимательно наблюдая за ней, разведчики заметили на окраине в саду переползавших с пулеметом людей. Теперь стало ясно, что враг решил устроить отряду, численность и вооружение которого он не знал, западню не в лесу, где плохо видно и возможны любые неожиданности, а на открытом месте перед селом. Немцы, видно, рассчитывали, что отряд, никого не обнаружив в лесу, с ходу войдет в лесную деревню. Вот в это время на него выгоднее всего будет обрушиться всей силой огня.
Выйти из лесу и атаковать в чистом поле малочисленным отрядом превосходящие силы противника было бы безумием. Не могло быть речи и об отходе назад. Оставалось одно: перехитрить врага, поджидавшего отряд в деревне. Замысел состоял в том, чтобы создать для врага видимость подготовки отряда к нанесению по селу ударов по меньшей мере с трех сторон.
По одному отделению было выслано вдоль опушки леса на оба фланга. Пока они выдвигались на свои позиции, разведка продвинулась по высокой траве вдоль дороги метров на 400—500 к деревне.
Немцы, не зная наших сил, решили, что мы еще засветло стараемся окружить их и держать в кольце до ночи, которой они боялись в лесу больше всего. Наша уловка достигла цели: вскоре разведчики донесли, что противник погруппно оставил деревню и ушел по не прикрытой нами дороге в сторону деревни Броды.
Войдя в только что оставленные полицаями и немцами Крайцы, разведчики нашли деда уже мертвым. Старик не выдержал зверских пыток. Мужественный белорусский патриот не склонил своей седой головы перед лютыми захватчиками и их прихлебателями. Он стойко перенес тяжкое испытание, поплатился своей жизнью, но не стал предателем.
В деревне повсюду виднелись следы хозяйничанья оккупантов. В одном из дворов были обнаружены зарезанные свиньи, корова и большая куча кур с отрубленными головами. Во многих хатах были разграблены вещи, а еще не остывшие печи были заставлены горшками, чугунами, котелками, наполненными вареным мясом. Все это очень пригодилось нашим бойцам. Некоторые партизаны предлагали выставить охранение на всех дорогах и расположиться на отдых. Но командование отряда понимало, что в таких условиях было не до отдыха: противник был совсем рядом и знал направление
