сюда мы не успеем. Вся надежда на вас, товарищи партизаны! Гитлеровцев нужно любой ценой остановить, сковать и уничтожить. Выпустить их нельзя. Они могут наделать в тылу наших наступающих войск много неприятностей. Мы решили придать вам имеющихся саперов и две рации для постоянной связи. Если будет туго, вызовем авиацию. Автомашина с боеприпасами и пулеметами уже направлена в расположение вашей бригады…
Я понимал, что задача не из легких. Но раздумывать было некогда, и я ответил:
— Боевая задача будет выполнена!
Генерал облегченно вздохнул и, показывая на капитана и двух солдат, сказал:
— Вот в ваше распоряжение командир саперного батальона капитан Скворцов и два радиста.
— Чем располагаете? — на ходу спросил я капитана.
— Сорок восемь саперов, двенадцать автоматов, остальные винтовки.
— А пулеметов?
— Ни одного. Имеем еще по две гранаты на человека.
Пополнение было, конечно, не ахти каким. Быстро оценив обстановку, я приказал ему:
— Срочно выдвигайтесь на южную окраину и прикройте подступы к поселку торфяников и штабу армии. Держаться любой ценой! Мы будем от вас справа и слева. Связного пришлем. Действуйте!
Капитан скрылся в темноте, а я с радистами умчался на «виллисе». Я прикидывал, какой отряд куда лучше выдвинуть. Поселок мирно спал, ничего не подозревая. Лишь в его центре наши подразделения готовились к бою. Щелкали диски ручных пулеметов, наполняемые патронами. Весь командный состав был в сборе. Получив боевую задачу, командиры отрядов возглавили подразделения и броском устремились в указанных им направлениях.
Пешая колонна немцев двигалась с юго-востока. В районе торфоразработок она свернула на север. Оккупантам предстояло преодолеть заболоченную местность, железную дорогу, небольшие высоты, автостраду и открытое поле.
Второму отряду, как самому боеспособному, отводилась решающая роль. Он должен был нанести главный удар по врагу. За ним наступали другие отряды. Оставив позади поселок торфяников со штабом армии, отряд Щемелева бесшумно двигался вперед. Рассвет едва начал оживлять небо. Вдруг раздался надрывный крик какой-то птицы. Это был условный знак головных дозоров об опасности. Отряд остановился. Все прислушались.
— Впереди немцы! — шепотом сообщил дозорный.
Командир отряда выслушал донесение дозорных и тихо приказал:
— К бою, вперед!
Неслышно развернулась партизанская цепь и двинулась па врага. Ни единый звук не выдал тихую поступь сотен бойцов.
Враг был уже где-то рядом. Отчетливо слышалось глухое шуршание сухой корки торфяника, которую топтали тысячи ног. Доносилось бряцанье оружия. Наконец партизаны увидели врага. Это были остатки окруженных дивизий.
— Приготовиться, — пронеслась команда по цепи. Тут же хлопнул одиночный выстрел, и ракета осветила вражескую колонну. По ней шквалом хлестнули партизанские автоматы и пулеметы. Раздалось мощное «ура!», и снова грянул залп. Сотни внезапных огненных очередей буквально выкашивали ряды гитлеровцев. Оккупантов охватила сильная паника. Часть оставшихся немцев в страхе ринулась обратно. Некоторые пытались уползти в торфяные скирды. Другие бросились в сторону леса. Многие фашисты побросали оружие и сдались в плен. Больше часа партизаны добивали сопротивляющихся и вылавливали прятавшихся немцев. Многим фашистам все же удалось удрать в лес.
Утром в сопровождении партизан в Смолевичи была доставлена первая большая группа обросших, грязных, худых пленных. За ней вскоре последовало еще несколько колонн. Все население высыпало на улицу, по которой шли укрощенные звери — завоеватели. Они уже не чеканили шаг по мостовой, а едва плелись, избегая взглядов горожан. Пленных сопровождали партизаны-автоматчики.
— Васер! Васер! — обращались к конвоирам с мольбой пленные. Остановив колонну у обгорелого деревянного домика, партизаны постучали в окно. Из него высунулась женская голова с копной седых волос.
— Бабушка, вынесите ведерко с водой. Пленные пить просят.
Женщина сурово посмотрела на пленных. Ее глаза наполнились слезами, губы задрожали. Тряся головой, она с надрывом закричала:
— Знаешь ли ты, сердобольный внучек, что бабушке, как и тебе, еще и двадцати пяти лет нет? Не знаешь? Спроси этих гадов… — Она сердито ткнула пальцем-культяпкой на немцев. — Это они двадцатилетних бабушками сделали. Пусть, сволочи, пьют ту воду, которой накачивали меня, как бочку, в лагере и выливали обратно, подвесив за ноги и избивая шлангами и резиновыми палками по разбухшему животу. Почти два года они нас так поили. Смолы им кипящей в глотку, а не воды! Гони этих лютых зверей отсюда, чтобы и духа их не было! Гони извергов! Смотреть нет сил…
Окно со звоном захлопнулось. По испуганным лицам пленных было видно, что они все поняли. После непродолжительной паузы среди них поднялся невообразимый шум. То ли они оправдывались друг перед другом, то ли были потрясены видом изуродованной молодой женщины, превращенной в старуху-инвалида. Несколько пленных, обращаясь к опешившим конвоирам, твердили:
— Комрад, вир зинд золдатен. Золдатен — понимай? Нихт гестапо, нихт СС. Вир зинд нихт шульдиг[28].
Партизаны тоже видели черные дела и солдат, и гестаповцев, и эсэсовцев. Они тоже не могли забыть их злодеяний. Да и не время было разбираться.
— Заткнитесь, гады! — резко оборвал один из партизан фашистских хамелеонов. — А ну шагай!
Почти две недели бригада очищала Смолевичский район от фашистов. Из каких только щелей не приходилось их вытаскивать! Прятались они в чаще лесов, на заброшенных торфоразработках, забирались в болота. Страх перед ответом за преступления загонял их в любые дыры. Но самым страшным для них было то, что на них охотятся народные мстители — партизаны, имевшие к ним особый счет.
Подавляющее большинство фашистов сдавалось в плен и на все лады кляло своего фюрера. Чуть не каждый из них твердил, как попугай: «Гитлер капут!»
Однако попадались матерые гитлеровцы. Это были своего рода фанатики, вышколенные нацисты. Однажды подростки доставили в штаб именно такого прожженного фашиста. Они вытащили его из свинарника, превращенного жителями из-за отсутствия свиней в отхожее место. Положив нам на стол пистолет «вальтер», вихрастый паренек лет четырнадцати рапортовал:
— Товарищ командир, поймали большого фрицевского начальника. Он предлагал нам денег и хотел откупиться.
— Почему у тебя кровь под носом? — спросил я юношу.
— Ну, пошел я, значит, в отхожее место, а он как схватит меня снизу за ногу. Я и закричал… Тут он выскочил, набросился на меня и хотел закрыть мне рот. Вот и разбил нос маленько. Тогда хватанул я его за руку зубами, и он отпустил. Ну а на мой крик хлопцы быстро прибежали…
— А где же ваш фриц?
— А мы его в уборной и закрыли.
— Молодцы, ребята! — похвалил я молодых помощников.
— Давайте ведите свой трофей сюда.
Под конвоем ребят порог хаты перешагнул высокий тощий немец лет сорока в помятой и испачканной черной эсэсовской форме. На кителе болтались, слегка позванивая, кресты. На выпуклый потный лоб гитлеровца свисала прядь светлых волос. Водянистые глаза были колючими и злыми. Четко отпечатав несколько шагов, он мастерски щелкнул каблуками и, вытянув вперед правую руку, рявкнул:
— Хайль Гитлер!
Все это было до того потешно, что все мы невольно засмеялись. Затем Кисляков спокойно ответил:
— Нет, господин майор, Гитлер капут. Скоро крышка твоему ефрейтору.
Фашист обвел нас какими-то безумными глазами, затем сжался, крепко прижал руки с вытянутыми пальцами, щелкнул каблуками и, весь подергиваясь, еще громче выкрикнул:
