— Нихт капут! Хайль Гитлер!
Было ясно, что перед нами матерый зверь.
Переводчик спросил у немца фамилию, но он молча стоял, выпучив мутные глаза. Когда повторили вопрос, фашист пренебрежительно улыбнулся и на приличном русском языке с некоторым акцентом сказал:
— Вы бандит, а я офицер великой Германии и буду разговаривать только с равным мне по чину русским командиром. Офицер фюрера не может иметь дело с бандитами.
Замолчав, гитлеровец вызывающе вытянул лицо.
— Ох и сволочь! — не выдержал Кисляков и бросился к наглому майору.
— Не смейте меня трогать! — на шаг отступив, бросил фашист. — На моей стороне международное право… Мы еще скоро вернемся с новым оружием фюрера, и тогда…
Не успел я удержать Кислякова, как он со всего размаха съездил фрицу по роже. От пощечины тот с грохотом рухнул на пол.
— Извините, товарищ комиссар, — брезгливо вытирая руку, сказал Андрей. — Не смог удержаться. Вот ведь как распоясался, гад этакий. Он еще и международное право вспомнил! А когда топили наших людей в крови, тысячами губили малых и старых, тогда не думали об этом праве. Ах ты, гад ползучий! — скрипнув зубами, стукнул Андрей кулачищем по столу.
Фашист, вскочив на ноги, испуганным голосом завопил:
— Буду жаловаться… Не позволю… Это разбой, я культурный человек…
— Он опять свое, — возмутился Кисляков. — Смотрите на его нашивки — ведь он разбойничал более двух лет. Видно, его фашистский бред только кулаком и можно выбить. Словами такого не проймешь.
Андрей оказался прав. В тот же день злобный гитлеровец доказал, что он относится к числу неисправимых врагов, которых надо беспощадно уничтожать. Немец сделал вид, что покорился, и фашистских приветствий больше не выкрикивал. Его, как и других пленных, направили на пересылочный пункт в Смолевичи. Сначала он просил конвоира отпустить его за золотые часы. Потом со слезами просил пожалеть его маленьких детей. Затем начал злобно ругаться и грозить расправой, когда вернется его армия. Убедившись, что все ухищрения напрасны, майор кинулся на конвоира, сбил его с ног и бросился в сторону от дороги. Но другой конвоир вовремя пустил ему пулю в спину. Какой-то пожилой пленный солдат с почерневшим от усталости и пыли лицом подошел к трупу, брезгливо толкнул его ногой и сказал конвоиру:
— Рихтиг комрад! Эр ист СС официр. Брауне пест. Эр вар геферлих фюр зи унд фюр унс[29].
В ходе ликвидации остатков группировки партизаны на опыте убедились в том, что такие, как майор СС, действительно были опасны для всех, в том числе и для самих немцев. Наши поисковые группы несколько раз находили в лесу по десять и более мертвых немецких солдат. В лесу возле Юровского озера, например, в одной из таких групп был обнаружен еще живой ефрейтор. Он рассказал, что их офицер под силой оружия заставил своих солдат выпить какой-то напиток. Когда все сделали по нескольку глотков, остаток допил он сам. Через 10—15 минут из ртов солдат повалила пена, и они извивались на земле в страшных муках. К утру все утихло, а ефрейтора рвало и мутузило до крови. При перевозке в Смолевичи ефрейтор умер.
Именно этих солдат, отравленных самими же верноподданными гитлеровского рейха, реваншисты преподносят несведущим в качестве жертв большевизма.
К концу июля наша бригада полностью покончила с остатками разбитой вражеской группировки, в которую входили 12-й, 27-й, 35-й армейские и 39-й и 41-й танковые корпуса, — всего более ста тысяч солдат и офицеров.
Видимо, в определенной мере относятся и к нашей бригаде слова руководителя операцией «Багратион» Маршала Советского Союза Г. К. Жукова:
«…Большую помощь в очищении территории от противника оказали нам местные жители и партизаны — истинные хозяева белорусских лесов».
В ночь с 19 на 20 июня славно поработали народные мстители! В документах немецких штабов указывается, что в ту ночь… все железнодорожные магистрали к фронту и перекрестные дороги в оперативном тылу группы армий «Центр» были парализованы, и отчасти на продолжительное время… Быстрая переброска срочно необходимых резервов на северном фланге группы армий «Центр» оказалась невозможна.
На основании этого многие немецкие историки и мемуаристы считают, что советское летнее наступление 1944 года было начато партизанскими соединениями.
Западногерманский историк Эрих Хессе признает, что в сражении за Белоруссию немецкая восточная армия потерпела свое крупнейшее поражение…
«Верховное главное командование Советской Армии, используя партизанское движение, оказалось в состоянии создать в тылу немецких, войск, на всех важнейших участках фронта второй боевой фронт. Эта вторая боевая линия из партизанских отрядов… в кульминационный момент сражений внезапно вставала между обороняющимися группами, раскалывала их боевую мощь и делала невозможным всякое согласованное действие…» «Прорвав фронт, советские войска, — продолжает Э. Хессе, — беспрепятственно двигались через партизанские районы, названия которых почти три года беспрерывно упоминались в немецких сообщениях о борьбе против партизан»[30].
Мы гордимся тем, что в разгром фашистских полчищ на белорусской земле вложен и наш ратный труд. Враг повержен.
Наша бригада, взяв на заключительном этапе большое количество пленных и трофеев, завершила свою боевую деятельность. Всех огорчало лишь то, что из-за необходимости уничтожения проклятой вражеской группировки восточнее Минска мы не смогли участвовать в торжественном параде партизан на улицах освобожденного Минска.
Вот наконец и пришел день, когда бригада в последний раз выстроилась на небольшой площади в пригороде Минска. На груди партизан золотом и серебром сияли многие ордена и медали. Это была достойная награда за славные героические дела. Ярко светило солнце. Все кругом сверкало и искрилось. Только на партизанских лицах лежала печальная тень разлуки. Перед бывшими народными мстителями отныне лежали новые, неведомые пути-дороги. Смотрел я на нашу лесную гвардию и с тревогой думал о предстоящем расставании. Я был твердо уверен, что у всех хватит мужества, упорства и уменья преодолеть любые трудности. Я верил, что каждый будет высоко нести и умножать наши боевые традиции, с честью оправдает гордое, выстраданное звание — партизан.
На этом прощальном митинге бригада выстроилась тремя группами — уже с новыми путевками в жизнь. Самая большая группа направлялась в ряды Красной Армии. Вторая, поменьше — в распоряжение Смолевичского районного комитета партии. Наконец, третья во главе с Деминым уходила на строительство послевоенного первенца Белоруссии — Минского автомобильного завода. На прощание коротко вспомнили боевой путь партизан бригады «Смерть фашизму», подвели итог того, что успели сделать за эти 800 дней.
Наши лесные гвардейцы, по самым скромным подсчетам, истребили около 8 тысяч оккупантов и более двух тысяч взяли в плен, совершили 120 только крупных диверсий на железной дороге, пустили под откос 70 паровозов и около 500 вагонов с боевой техникой, боеприпасами, горючим, сожгли и подорвали свыше 800 автомашин, подбили 15 танков и бронемашин, сбили 2 и повредили 5 самолетов, парализовали важнейшую линию подземной связи гитлеровской ставки с фронтом, взорвали большой автодорожный мост через Березину, удержали плацдармы для наступающих войск на Березине. Главное же — спасли жизни многим десяткам тысяч советских людей, избавили их от душегубок, лагерей смерти и каторжной неволи.
Последний приказ по бригаде все бойцы слушали молча. Стояла необычайная тишина. По голубому
