английским королем, и с фельдмаршалом Левальдом (10 и 16 апреля), командовавшим в Восточной Пруссии, и при этом он ни словом не упоминает о решительном сражении, но говорит лишь о магазинах, которые он хочет захватить у австрийцев; через это он надеется их чуть ли не вытеснить из Богемии, или, как он пишет в других письмах, прогнать их за Бераун, т.е. немного южнее Праги. Все это ему рисуется налетом (Coup), который он надеется завершить до 10 мая, чтобы затем обратиться против французов либо против русских.
В-третьих, если бы Фридрих мыслил иначе и мечтал сокрушить Австрию одним ударом, он совершил бы крупную ошибку в оценке сил той и другой стороны. Ибо даже если бы он одержал победу под Колином и взял в плен запертую в Праге армию, все же неизвестно, принудил ли бы он этим мужественную Марию Терезию к миру154.
Следовательно, кампанию 1757 г. следует понимать точно так же, как и все прочие кампании Фридриха Великого, с точки зрения стратегии измора, но, имея в виду, что в ней Фридрих ближе всего подошел к полюсу сражений, а, следовательно, и к стратегии сокрушения. В его взглядах не произошло никакого принципиального переворота, и он отнюдь не кинулся вдруг из одной крайности в другую. Упрек, который ему делали, что его первоначальный план кампании был так 'малодушен', что его трудно даже объяснить, столь же необоснован, как и противоположный, - которым после Колина высмеивал его брат Генрих: 'Фаэтон упал'. Как мы видели, первоначальный план Фридриха заключался в том, чтобы дать своим противникам приблизиться к нему, дабы атаковать их поочередно. Этот план был обострен тем, что на ближайшего противника, австрийцев, повели сами наступление, причем этот последний план получил новое обострение тем обстоятельством, что сражение под Прагой привело совершенно неожиданно к окружению главных австрийских сил в крепости, так что открылась возможность взять в плен всю эту армию.
Еще утром в день сражения Фридрих ни о чем подобном не помышлял, так как австрийцы, опираясь левым крылом на Прагу, стояли фронтом на север, так что в случае поражения им естественно было направить свой путь мимо Праги, на юг. При значительном превосходстве сил, коими располагал Фридрих, он оставил третью часть своей армии под командой Кейта на западной стороне Праги, чтобы отрезать путь отступления австрийцам в западном направлении через город, и, кроме того, он приказал принцу Морицу с 3 батальонами и 30 эскадронами переправиться через Молдову, чтобы еще атаковать австрийцев во время их отступления155.
Это предприятие не увенчалось успехом, ибо не хватило понтонов для переправы, но сам Фридрих придавал ему так мало значения, что в своих мемуарах он даже вовсе и не упоминает об этом отданном им распоряжении. Так как предполагаемый путь отступления был удален от Молдовы еще на целую милю, то Мориц, вероятно, и не мог бы произвести со своими 4 000 человек какого-либо решающего действия. Во всяком случае, такое распоряжение Фридриха служит доказательством тому, насколько он стремился усилить до высшей меры результаты ожидаемой победы; этим он приближается к стратегии сокрушения. Однако вся картина боя изменилась, так как фронт австрийцев оказался неуязвимым с севера, и пруссаки продвинулись мимо него, дабы атаковать их с востока.
Сообразно с этим, австрийцы заняли новый фронт и таким образом стали тылом к городу и в конце концов были в него отброшены. Лишь на следующий день пруссаки это заметили к великому своему удивлению, и только тогда поняли, какого огромного успеха они достигли своей победой. Тут только и возникла мысль взять в плен всю австрийскую армию посредством голодной блокады. Тем не менее, король остается в рамках стратегии измора, ибо даже в случае удачи он не замышляет идти на Вену, добиться мира и обратиться со всеми силами против французов, но исходит из предположения, что войну против Австрии придется вести дальше, и намеревается отрядить против французов только 30 000 человек.
Но вся кажущаяся огромной удача окружения неприятельской армии на самом деле, как выражается Клаузевиц, была лишь коварной ловушкой судьбы. Позднее сам Фридрих в записке объяснял всю неудачу своего плана кампании тем, 'что победа под Прагой, одержанная исключительно усилиями войска, отбросила всю армию принца Карла в Прагу, что сделало осаду города невозможною'. Поэтому только при полном непонимании образа мышления Фридриха можно полагать, что он с самого начала намечал такое окружение и с этой именно целью оставил на западной стороне города корпус Кейта. Подлинное и первоначальное задание этого корпуса, напротив, вполне согласовалось с принципами короля остаться во время сражения при Кессельдорфе на северной стороне Эльбы. Подобно тому как он тогда хотел прикрывать дороги и сообщения с Берлином и Силезией, так теперь Кейт должен был прикрывать сообщения с Саксонией, а раз он уже стоял на том берегу, то ему и было поручено воспрепятствовать отходу австрийцев в этом направлении и отрядить принца Морица через Молдову на предполагаемый путь отступления австрийцев156.
Следовательно, кампания не была проведена согласно заранее составленному плану. Основная идея, что Шверин должен маневрированием вытеснить Броуна из его позиции на реке Эгер, угрожая его флангу, оказалось даже невыполнимой. Тем не менее в конечном счете успех был достигнут благодаря достоинствам плана и искусной стратегии, а не благодаря одной счастливой случайности. Смелое продвижение вперед и внезапность его оказались настолько действенными, что моральные силы неприятельских вождей не выдержали, и дорога пруссакам была открыта без сопротивления. Довольно непоследовательно австрийцы остановились затем под Прагой и предоставили противнику столь желанный случай нанести удар.
Логическая последовательность мышления оградила царственного полководца от всей той фантастики в его планах, какую ему стараются навязать новейшие критики. Если он в конечном счете и попытался ухватить недостижимое и при этом потерпел крушение, то потомство это не поставило ему в укор, ибо сказано: 'я люблю того, кто жаждет невозможного'. Как мог он быть тем героем, который всегда бросал вызов судьбе и никогда не клонил головы под ударами несчастья, если бы он отверг из осторожности тот неоцененный дар, который судьба с улыбкой ему подносила?
Но ведь и сражение при Колине он дал не для того, чтобы 'обескуражить осажденных в Праге', и не потому, что он принципиально искал сражения, но потому, что Даун так близко к нему придвинулся, что он уже не мог одновременно прикрывать и осаду, и расположенные по дороге в Силезию магазины (в Брандисе и Нимбурке). Все коренное различие между стратегией Фридриха и другой проявляется в том факте, что король еще тогда, когда выступал из-под Праги против Дауна, имел желание и составлял план - не атаковать австрийцев, а оттеснить их при помощи маневрирования. Фридрих, согласно одной крайне удачной формулировке Отто Германа, почитал необходимым извиняться но поводу поведенного им под Колином наступления; всякий другой полководец должен был бы извиняться, если бы он этого не сделал. Не имея возможности обойтись без своих магазинов, король не мог, как указывали Наполеон и Клаузевиц, подпустить к себе Дауна еще ближе, дабы получить для сражения подкрепление от осаждавшей Прагу армии. У него не оставалось иного исхода, как атаковать Дауна на той позиции, какую последний занял, или снять блокаду Праги; находясь в этой крайности, Фридрих и решил отважиться на большее и атаковать Дауна.
Впрочем, сражение под Колином было проиграно не благодаря той или иной отдельной ошибке, а потому, что оно вообще не могло быть выиграно, как мы видим теперь, имея возможность обозреть в целом положение вещей. Даун располагал 54 000 человек против 33 000; австрийцы занимали такую выгодную позицию, что не только к ней трудно было подступиться, но из нее можно было издалека наблюдать за всяким движением наступающего. Под Соором Фридрих разбил значительно превосходящие силы (22 000 против 39 000), позднее это удалось ему под Лейтеном (40 000 против 60 000); но у Соора атака пруссаков и вообще, и в частности на том участке, где она была произведена, явилась совершенно неожиданной, и австрийское командование не приняло своевременных контрмер. Оно имело возможность это сделать под Колином и не упустило ее, хотя и осуществило контрмеры только в последнюю минуту; таким образом, поражение пруссаков было неизбежно, а само представление Фридриха, что у него не хватило только четырех батальонов, чтобы одержать победу, надо рассматривать как самообман и следует отвергнуть157.
После тоге как пруссаки очистили Богемию, Фридрих вернулся к своей первоначальной идее, сложившейся у него еще зимою, - атаковать противников только тогда, когда они к нему приблизятся. Не может подлежать никакому сомнению, что он лучше выдержал бы эту тяжелую войну, останься он с самого начала на почве этой идеи, ибо успех его стратегического наступления был утрачен, а потери, понесенные
