Русь Летописная

из ныне утраченных первоисточников, детализирует это поразительное известие: «Князь Данила Александрович некогда слыша, яко у града Рязани множество безбожьных татар сбирахуся, и тамо шестова с воиньством своим возбранити устремление варварьское, доньдеже не приидут озлобити отечество его. Переяславля Рязаньскаго множество татар победи и князя рязанского Констянтина изымав на Москву привиде».[20]

Рязанский князь Константин Романович почти пять лет провел в московских застенках и был лично умерщвлен сыном Даниила Юрием, ставшим после смерти отца великим князем. Но сейчас речь пойдет не о бессчетных нескончаемых княжеских распрях, где сильный и хитрый часто стремился, опередив соперника, физически уничтожить слабого и доверчивого. Речь пойдет о разгроме князем Даниилом татарского войска под Рязанью. Теперь можно только догадываться, насколько велико было это войско, какими судьбми оно оказалось на берегах Оки и почему после его позорного разгрома не последовало обычных в таких случаях репрессий со стороны Орды.

Главное же — совсем в другом. Оказывается, формально находясь под пятой Золотой Орды, Русь не переставала оказывать ей организованное сопротивление. Спорадические восстания вспыхивали постоянно, но в битве под Рязанью с обеих сторон участвовали, выражаясь современным языком, регулярные войска, а само побоище, как в те времена выражались летописцы, пусть в самом общем, слабом и зачаточном виде может считаться прологом Куликовской битвы. Хотя бы в психологическом плане. Последнее исключительно важно, ибо опрокидывает заезжанные, доходящие до мазохизма схемы отечественных историков. Например, В.О. Ключевского, следующим образом характеризовавшего татаромонгольское иго:

«Это было одно из тех народных бедствий, которые приносят не только материальное, но и нравственное разорение, надолго повергая народ в мертвенное оцепенение. Люди беспомощно опускали руки, умы теряли всякую бодрость и упругость и безнадежно отдавались своему прискорбному положению, не находя и не ища никакого выхода. Что еще хуже, ужасом отцов, переживших бурю, заражались дети, родившиеся после нее. Мать пугала непокойного ребенка лихим татарином, услышав это злое слово, взрослые растерянно бросались бежать сами не зная куда. Внешняя случайная беда грозила превратиться во внутренний хронический недуг; панический ужас одного поколения мог развиться в народную робость, в черту национального характера».

Русские хроники, казалось бы, подтверждают сказанное. Симеоновская летопись свидетельствует:

«Да еще явится где единъ татаринъ, то мнози наши не смеяхуть противитися ему; аще ли два или три, то мнози руси жены и деты мечюще, на бег обращахуся».

Безусловно, многие находились в состоянии полного оцепенения и парализующего страха. Но закономерности биосферы и ноосферы неизбежно брали свое. Пассионарные очаги и отдельные вспышки русского сопротивления еще были не в состоянии преодолеть мощную пассионарную доминанту большой чужеземной орды. Но время и энергетика родной земли с центром в Москве неумолимо работали на русский народ, его вождей и духовных вдохновителей. Пройдет еще немного времени — и количество неизбежно перейдет в качество. Куликовская битва была не за горами…

* * *

Начальная история Московского княжества, а впоследствии — царства таит великое множество по сей день не разгаданных загадок. Взять, к примеру, вопрос о, так сказать, первоначальном накоплении капитала. Во главе угла данной проблемы — да и в центре ее тоже — по праву стоит одна из самых незаурядных личностей русской истории — великий князь Иван Данилович (Иван I), по прозванию Калита (год рождения неизвестен [хороши же наши летописцы, ничего не скажешь: со смертью отца напутали, а когда родился знаменитый сын, вообще ничего не сообщили!] — умер в 1340) (рис. 129). Кстати, имя матери Ивана Калиты, жены Даниила Александровича, в русских летописях также не сообщается. Быть может, это связано с упомянутой выше легендарной историей о ее супружеской неверности? В таком случае это лишний аргумент в пользу исторической правды, которая подчас в скрытом и иносказательном виде сохраняется в фольклоре.

Рис. 129. Иван Калита (современное изображение). Художник В. Бобров

А еще Калита считается чуть ли не первым Тишайшим российским правителем, хотя кровь при нем на Руси лилась так же обильно, как до него или же после. По данному поводу московские летописцы в один голос отмечали: «Седе на великомъ княженьи великии князь Иоан Даниловичь, и бысть тишина велика христианом по всеи Рускои земли на мънога лета». Приведенный отрывок заимствован из Московского летописного свода конца XV века. Составленный примерно тогда же Рогожский летописец дает более развернутую характеристику ситуации на Русской земле: «…Бысть оттолъ тишина велика 40 леть и пересташа погании воевати Русскую землю и закалат[и] христиан и отдохнуша и упочинуша христиане отъ великыя истомы и многыя тягости и от насилиа татарскаго и бысть оттолъ тишина велика по всеи земли».

Хотя летописец, подобно былинному сказителю, дважды повторился насчет тишины на всей Русской земле, пассаж сей является преувеличением. Тишайшим Ивана Даниловича назвать можно только при очень богатом воображении. Не с его ли молчаливого согласия были зарезаны и обезглавлены тверские соперники — князь Александр Михайлович и его сын Федор? И разве не Калита после убийства тверичами ханского наместника и царевича Шевкала (Чолхана) — более известного из русского фольклора под именем Щелкана Дюдентевича — привел на Русь из Орды пятидесятитысячный карательный отряд и вместе с московской дружиной учинил такой погром в Твери, что в городе несколько лет вообще нельзя было жить? А разорение Ростова Великого и расправа с его населением, замешкавшимся в силу полнейшего обнищания со сбором татарской дани? О «подвигах» посланных Калитой воевод спустя много-много лет с содроганием повествовал со слов очевидцев Епифаний Премудрый в «Житии Сергия Радонежского»:

«И когда они вошли в город Ростов, то принесли великое несчастье в город и всем живущим в нем, и многие гонения в Ростове умножились. И многие из ростовцев москвичам имущество свое поневоле отдавали, а сами вместо этого удары по телам своим с укором получали и с пустыми руками уходили, являя собой образ крайнего бедствия, так как не только имущества лишались, но удары по телу своему получали и со следами побоев печально ходили и терпели это. Да к чему много говорить? Так осмелели в Ростове москвичи, что и самого градоначальника, старейшего боярина ростовского, по имени Аверкий, повесили вниз головой, и подняли на него руки свои, и оставили, надругавшись. И страх великий объял всех, кто видел и слышал это, — не только в Ростове, но и во всех окрестностях его».

(Перевод М.Ф. Антоновой и Д.М. Буланина)

О происхождении богатства Ивана Калиты, а следовательно — и могущества Московской державы чего только не понаписано. Дескать, и самым прижимистым из всех известных князей был — другого такого вообще трудно сыскать в русской истории: каждую копейку считал, на ветер не бросал, в сундук складывал — истинный прототип пушкинского Скупого рыцаря. И из зависимых от него князей мог выжать последние соки (даже после того, как татары уже выжали вроде бы все без остатка), дабы вовремя доставить положенную дань в Орду и не вызвать гнева великого хана. А то и еще — чего проще: утаивал каким-то непонятным образом хитрющий Калита часть дани, предназначенной для ненасытной Орды (или, как бы сегодня сказали, ловко уходил от налогообложения). В недавние годы из Ивана Калиты пытались сделать даже чуть ли не родоначальника отечественного фермерства: якобы дал он свободу (относительную, разумеется) крестьянам, а те вдохновленные нежданно свалившимся на их голову счастьем, засыпали