ни как родитель, ни как властелин, ни как слуга на своих господ. Кто же может перенести такую гордыню? Как исчислить подобные тяжелые страдания, перенесенные мною в юности? Сколько раз мне и поесть не давали вовремя. Что же сказать о доставшейся мне родительской казне? Все расхитили коварным образом — говорили, будто детям боярским на жалованье, а взяли себе, а их жаловали не за дело, назначали не по достоинству; бесчисленную казну нашего деда и отца забрали себе и наковали себе из нее золотых и серебряных сосудов и надписали на них имена своих родителей, будто это их наследственное достояние…»
(Перевод Я.С. Лурье) Зато уж теперь он не понаслышке, а наяву познал, что такое боярское всевластие, и понял, что оно сулит Российской державе: раздробленность и разграбление, призвание иноземцев или переход в вассальную зависимость к соседним властителем. Буквально на глазах молодого царя начался губительный процесс расшатывания единого государства — главного детища его деда — и укрепление боярских вотчин и удельных княжеств. Если бы Иван IV не остановил вовремя разрыхления и эрозии власти, Смутное время на Руси могло начаться не в XVII, а в XVI веке. И он принимает (в 16-летнем возрасте!) единственно правильное решение — стать самодержцем, раз и навсегда покончить с боярским самоуправством. Поставленная цель легкой жизни не сулила и восторга со стороны высокородной знати не встретила. Началась затяжная, полная драматизма борьба — не на жизнь, а на смерть. 16 января 1547 года в Успенском соборе Московского Кремля состоялось венчание Ивана IV на царство (рис. 135), а спустя две недели он женился на Анастасии Захарьиной-Юрьевой из рода боярина Кошки.
Рис. 135. Венчание Ивана IV на царство. 1547 г. Миниатюра Лицевого свода
Был ли Иван IV пассионарной личностью? Безусловно — да! Однако пассионарность может иметь как положительную, так и отрицательную направленность. Царю Ивану пришлось пройти через оба эти этапа. Сначала его жизнь была на подъеме, на взлете — он как бы парил в вышине, обозревая орлиными очами бескрайние российские просторы, и камнем бросался на врагов. Именно в этом порыве он сумел зарядить своей энергией народ и элиту, сподвигнув их на покорение Казанского ханства. Взятие Казани, а вслед за тем и Астрахани, освобождение великой русской реки Волги явилось апофеозом молодого царя, подтвердившим могущество его державы. Летописец с воодушевлением подводил итог славным деяниям государя всея Руси:
«Сицев бе той царь князь великии и многа при себе памяти и похвалы достойна сотвори: грады новыя созда и ветхия обнови, и церкви пречюдныя и прекрасныя воздвижи, и монастыря общежителныя иночествующим устрои; и от юны версты не любляше никакия потехи царьския: ни птичья ловлення, ни песья, ни звернныя борбы, ни гуселнаго звяцания, ни прегудниц крыпениня, ни мусикеискаго гласа, ни пискання прилепнаго, ни скомрах видимых бесов скакания и плясания, и всяко смехотворение от себе отрину, и глумники отогна, и в конец сих возненавиде. И токмо всегда о воинственнем попечении упражняшеся, и поучение о бранех творяше, и почиташе доброконники и храбрыя оружники, и о сих с воеводами прилежаше, и сим по вся дни живота своего с мудрыми советники своими поучашеся, и подвизашеся, како бы очистити землю свою от поганых нашествия, и от частаго пленения их; к сему же тщашеся и покушашеся всяку неправду, и нечестие, и кривосудство, и посулы, и резимание [взяточничество], и разбои, и татбы изо всея земля своея извести, правду же и благочестие в людех насеяти и возрастити. И того ради по всей области великия державы своея, по всем градом и по селом изыскав, устави разумныя люди и верныя сотники и пятдесятники на вере и кроте приведе во всех людех, яко же Моисей во израилтянех: да кииждо блюдет числа своего, аки пастырь овца своя, и разсмотряет изыскует всякаго зла и неправды и да обличает виноватаго пред болшими судьями. И аще не престанет от злаго обычая своего, да той смерть приимет о деле своем неизмолимо. И сим обычаем укрепи землю свою. Коли есть не мощно злыя обычая, издавна застаревшая в человецех, ис корения истребити. И бысть тогда во царьствии его великая тишина во всей земли Русьстей [так в оригинале — В.Д.] укротися всяка беда и мятеж и великия разбои и хищения и татба, и не именовашеся, яко же при отце его бысть…»
Русский летописец объективно относится к обеим сторонам конфликта, отдавая дань уважения мужественным защитникам Казани и высказывая особое уважение татарским женщинам:
«Когда собралось 3000 оставшихся в живых храбрых казанцев, то они заплакали и обнимались, и целовались друг с другом, и говорили один другому: „Выедем из этой тесноты в поле и сразимся с русскими на поле широком, пока не умрем или пока не прорвемся живыми!“ И сели на своих коней и прорвались в Царевы ворота на Казань-реку, надеясь на силу рук своих, и хотели пробиться сквозь русские полки, стерегшие беглецов, и хотели убежать к ногайцам. И выскочили они как звери во время облавы, и тут окружило их русское войско в темном месте, и обложили их как пчелы, не давая опомниться: стояли ведь тут на поле два воеводы против Царских ворот, князь Петр Щенятев, а другой князь Иван Пронский-Турунтай. И была большая сеча у казанцев с русскими, и многих русских воинств убили, и сами тут же полегли, храбрые, со славою на земле своей. И как только могли сражаться казанцы с таким большим русским войском, когда на одного казанца приходилось по 50 русских! А русские воины набросились на казанцев так стремительно, как голодные орлы и ястребы налетают на башни, скача, как олени по гетрам, по улицам города, шныряя туда и сюда, как звери по пустыням, и рыкая, как львы на охоте, ища казанцев, скрывающихся в их домах и в комнатах, и в погребах, и в ямах, и если где находили казанца, старого или юного, или средних лет, то здесь его вскоре оружием своим смерти предавали. Отроки щадили только молодых и красивых женщин и девиц, не убивали их повелением самодержца за то, что те умоляли своих мужей сдаться царю. И можно было видеть высокие горы из великой громады трупов убитых казанцев, лежащих внутри града вровень с городскими стенами, и в городских воротах, и в проломах, и за городом во рвах, и в ручейках, и в источниках, и по Казани-реке и по Забулачью, по лугам лежало бесчисленное множество мертвых так, что и сильный конь не мог долго проскакать по трупам мертвых казанцев, тогда воины меняли коней, пересаживаясь на других. По всему городу текли реки крови казанцев и бежали потоки горячих слез, а по низким местам стояли лужи крови, подобные лужам дождевой воды, очервленивая землю, и речная вода смешивалась с кровью, и не могли люди в течение семи дней пить воду из рек, кони же и люди бродили в крови по колени. И была сеча та великая с первого часа утра и до десятого».
(Перевод Ю.К. Бегунова) Казань пала 2 октября 1552 года. Победители вернулись в Москву. Но с той поры начались беды — поначалу в личной жизни царя, затем они, как чума, распространились по всей стране. 1 марта 1553 года Иван тяжело заболел. Много дней он находился между жизнью и смертью, не приходя в сознание, бредил и не узнавал близких. Психологи называют подобную критическую ситуацию пограничной. С человеком, который через нее проходит и остается в живых, как правило, происходят сверхъестественные вещи — в его душе может произойти полный переворот. Действительно, на пороге смерти как бы приоткрывается окно в ноосферу, умирающий приобщается к совершенно необычной для него реальности и становится обладателем невиданной доселе информации. Пройдя через пограничную ситуацию, пережив клиническую смерть, многие становятся ясновидящими и провидцами, получают энергетическую подпитку, совершают непредсказуемые поступки. Последние, к сожалению, могут иметь не только созидательную, но и разрушительную направленность.
Как раз нечто подобное и произошло в жизни царя Ивана. Какая же истина открылась ему в запредельной бездне? Какие грозные предсказания и предупреждения услыхал он? Какого рода информацию получил? Почему, очнувшись от забытья, он вдруг превратился в необузданную и кровожадную бестию? Ответы на поставленные вопросы до сих пор не найдены. Однако именно с той поры
