«Тогда великий Святослав изронил золотое слово, со слезами смешанное, и сказал: „О племянники мои, Игорь и Всеволод! Рано вы начали Половецкую землю мечами терзать, а себе искать славу. Но не по чести одолели, не по чести кровь поганых пролили. Ваши храбрые сердца из твердого булата скованы и в дерзости закалены. Что же учинили вы моим серебряным сединам. А уже не вижу власти сильного и богатого брата моего Ярослава, с воинами многими, с черниговскими боярами, с могутами, и с татранами, и с шельбирами, и с топчаками, и с ревугами, и с ольберами. Все они и без щитов, с засапожными ножами, кликом полки побеждают, звеня прадедней славой. Но сказали вы: „Помужествуем сами: мы и прежнюю славу поддержим, а нынешнюю меж собой разделим“. Но не диво ли, братия, старику помолодеть! Когда сокол возмужает, высоко птиц взбивает, не даст гнезда своего в обиду. Но вот мне беда — княжеская непокорность, вспять времена повернули. Вот у Римова кричат под саблями половецкими, а Владимир изранен. Горе и беда сыну Глебову!“»

Далее следуют поименные обращения к другим русским князьям. Что же они собой представляют? Не дошедший до адресата «глас вопиющего в пустыне»? Поэтический прием, интересный только одному безымянному автору? Не думаю! Призывы обязательно должны были дойти до тех, к кому были обращены. И дошли! Весь вопрос: по каким каналам? Не похоже, что помчались гонцы во все концы, хороня за пазухой пергаментные свитки. Тогда каким именно образом? Через ноосферу и тот же сон? Пути передачи ноосферной информации неисповедимы. Важно, чтобы были подходящие условия и соответствующий настрой.

Считается, что природа, воссозданная в «Слове о полку Игореве», является вершиной поэтического вдохновения. Описывая грозные предзнаменования, автор якобы передает собственную тревогу за судьбу главного героя, его войска, да и всей Русской земли. С автором — кто бы он ни был — ясно, но при чем же здесь природа? В поэме воссоздана апокалипсическая картина «ноосферной бури»:

«Солнце ему тъмою путь заступаше, нощь стонущи ему грозою птичь убуди, свистъ зверинъ въста, збися Дивъ, кличетъ връху древа, велитъ послушати земли незнаеме. <…> Кровавыя зори светъ поведаютъ, чръныя тучя съ моря идутъ, хотятъ прикрыти четыре солнца, а в нихь трепещуть синии млънии. Быти грому великому, идти дождю стрелами…».

Да, ноосфера говорит здесь устами природы, но многие из зафиксированных очевидцем феноменов слабо поддаются объяснению с точки зрения знакомых атмосферных явлений и привычного здравого смысла. И поэтика здесь ни при чем! И мифология! Даже знаменитый и никому не ведомый Див — типичное ноосферное знамение. А четыре солнца! Они — такое же ноосферное знамение, как и огненный столп из «Повести временных лет». Кстати, в первичном и не дошедшем до нас варианте Начальной летописи в записи за 1110 год, последней из принадлежавших самому Нестору, говорилось не об одном, а о целых трех столпах, воссиявших над Киево-Печерским монастырем. Об этом поведал уже упоминавшийся выше монах Поликарп, который читал Несторову летопись еще до того как ее коснулись безжалостные руки идеологических «костоправов».

В роковые минуты истории, например когда в преддверии битвы и в ходе боевых действий противостояние противоборствующих сторон и концентрируемая в людях энергия достигают наивысшего напряжения, ноосфера начинает проявляться самым непредсказуемым и непонятным для людей образом. Для самой же ноосферы, напротив, это абсолютно предсказуемые и объяснимые даже с точки зрения обычной физики феномены: избыток энергии и нарушение энергетического равновесия приводят к вполне закономерным последствиям, в том числе и таким, какие воспроизведены с протокольной точностью в «Слове о полку Игореве». О грядущих потрясениях ноосфера предупреждает отнюдь не как сторонний наблюдатель, ибо она аккумулирует энергетические потенциалы всех действующих лиц, участвующих в исторической драме. Так, пассионарная вспышка подобно сферической волне охватывает все новые и новые событийные точки и связанных с ними людей, заряжая одних и предупреждая (например, о грядущих бедах) других.

В литературных памятниках, особенно в летописях, знамения и другие неопознанные явления принято истолковывать в плане проявления Божественной воли или Божественного промысла. В действительности же на 99 процентов здесь речь идет все о той же ноосфере и лишь 1 процент составляют всякого рода погрешности или же иллюзии восприятия. Это значит, что многочисленные чудеса, многократно засвидетельствованные в различных религиозных источниках, имеют непосредственное отношение к ноосфере и биосфере. Однако и та, и другая — понятия чисто научные, вторгаться с их помощью в область религиозного таинства по меньшей мере некорректно. Такое допустимо лишь применительно к реальным историческим событиям и фактам, получившим — за неимением лучшего — исключительно религиозную интерпретацию. Поневоле приходится отделять зерна от плевел, сохраняя при этом самое уважительное отношение к чувствам верующих.

Так какие же из всего сказанного следуют выводы? Все те же — ноосферные. Творческое вдохновение также представляет собой явление прежде всего ноосферного порядка. Если называть вещи своими именами — без участия ноосферы (или точнее — без подключения к ней) невозможно творчество ни поэта, ни художника, ни музыканта, ни ученого (конечно, если речь идет о подлинных мастерах своего дела).

* * *

Если непрерывные набеги степняков разъедали Русское государство, как ржа, то непрекращающиеся княжеские раздоры разъедали его изнутри, как гниль. Автора «Слова о полку Игореве» душевная боль от бедствий, принесенных Руси удельными князьями, волнует не меньше, чем половецкая угроза.

«Тогда … засевалось и прорастало усобицами, гибло достояние дажьдбожьих внуков, в княжеских распрях век людской сокращался. Тогда на Русской земле редко пахари покрикивали, но часто вороны граяли, трупы между собой деля, а галки по-своему говорили, собираясь лететь на поживу».

Княжеские междоусобицы, точно Божия кара, преследовали Рюриковичей начиная с первых правителей. По мере разрастания Рюрикова гнезда все больше и больше появлялось обиженных и ущемленных изгоев, которые считали себя достойными лучшей доли и вступали в непримиримую борьбу с более удачливыми конкурентами. Сильные и умные в конце концов побеждали. Страданий оттого меньше не становилось, а реки безвинной крови лишь на непродолжительное время превращались в слабые ручейки — пока очередной властитель удерживал в узде строптивых родичей. Судьба наследников и потомков Владимира Мономаха — лучшее тому подтверждение, получившее подробное освещение в Лаврентьевской, Ипатьевской и других летописях.

Наибольшую активность в борьбе за великокняжеский стол проявил шестой сын Владимира Мономаха Юрий, прозванный Долгоруким (90-е годы XI века — 1157) (рис. 117). Прозвище ему было присвоено именно за настойчивую политику по укреплению своих владений. Скромные границы Ростово- Суздальского княжества казались для него слишком узкими. Но отобрать великокняжеский стол у брата Мстислава, а затем у племянника Изяслава оказалось не так-то просто. Юрий Долгорукий считается основателем Москвы. На самом деле к основанию нынешней столицы России он никакого отношения не имеет. Просто первое летописное упоминание Москвы, входившей тогда в Суздальское княжество, под 1147 годом связано с посещением ее Юрием Долгоруким. Москва же как поселение насчитывала к тому времени, быть может, даже не десятки, а сотни лет. Сам город для князя в то время значил очень мало — его заветной мечтой оставался Киев. Он дважды его брал штурмом, был провозглашен великим князем, здесь же умер и был похоронен. Могила его, однако, была вскрыта, и кости того, чей памятник красуется в центре Москвы, сегодня хранятся не преданные земле в одном из киевских казенных учреждений. Обычный парадокс истории!

Вы читаете Русь Летописная
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату