Два направления в науке спорят о том, как глубоко продвинулся Аттила: первое ограничивает его путь устьем Амударьи, второе позволяет зайти гораздо дальше. Пройдя по левому берегу Амударьи, он якобы пересек Туркмению, отправив попутно посольство к персидскому шаху, и вступил в Бактриану, некогда одно из греческих государств, переживших Александра Великого.
Вторжение гуннов в Бактриану в середине V века — исторический факт. Но о каких гуннах идет речь? Вот этот-то вопрос и стал яблоком раздора между двумя историческими школами.
Первая придерживается мнения Рене Груссе, который считал, что эти захватчики были белыми гуннами с побережья Каспия, продвинувшимися на юг в степи, отделяющие Каспийское море от Аральского, а затем дошедшими до Гиндукуша на севере Афганистана. По мнению второй школы, это были гунны Аттилы. Но во втором случае возникает вопрос времени.
Аттила ушел из Центральной Европы в сентябре и вернулся к Рождеству. Получается, что меньше чем за четыре месяца он дошел до Аральского моря, за шесть тысяч километров. Вторжение в Бактриану добавило бы к этому еще тысячи две. За 100 дней он якобы преодолел восемь тысяч километров, ведя переговоры, сражаясь и воссоздавая разрушенную администрацию. Конечно, он был гений, но подобные подвиги стоит отнести к области воображения.
Он вернулся через Одессу и Восточную Румынию на Дунай к Буде, где ждал его Орест. Утомленный темпом этой гигантской экспедиции, он потратил остаток зимы на последние приготовления к решающему штурму римских империй.
Конец игры
С приближением весны он решил вступить в новый брак, чтобы разогреться перед походом на Рим. Сколько раз он был женат? Подсчитать невозможно. Имя его избранницы тоже неизвестно.
Приск называет ее Ильдико, но это имя сомнительно.
Ей было 16, Аттиле 58. Возможно, она была франкской принцессой, из рипуарских франков, или дочерью какого-нибудь вождя остготов или аламанов, или датской принцессой, которая бросила всё, чтобы последовать за ним, или бургундской княжной, бросившей своего жениха, чтобы отдаться императору гуннов, которым она всегда восхищалась. Или принцессой вестготов из Аквитании, тоже им покоренной. Или дочерью царя Бактрианы, плененной несколько месяцев тому назад.
Как мы видим, наверняка ничего сказать нельзя, кроме того, что красотка была принцессой.
Приск наделяет ее греческой внешностью и длинными светлыми волосами до пояса. Больше о ней ничего не известно.
Аттила женился на ней примерно 15 марта 453 года, устроив великолепный пир. Крупное сосредоточение военных сил было связано не только со свадебным торжеством: он решил выступить в поход сразу после брачной ночи.
Похода не будет. Брачной ночи тоже не будет. Только-только удалившись в свой шатер с последней избранницей, император гуннов стал харкать кровью и умер.
На следующий день к полудню он всё еще не выходил, его жена тоже. Это было на него не похоже. Эдекон и Онегесий постучались к нему вместе с несколькими охранниками и кое с кем из его сыновей. Ответа нет. Эдекон высадил дверь, за ним влетел Онегесий.
Аттила навзничь лежал на постели, его лицо, шея и грудь были залиты кровью. Он был мертв. Его невеста забилась в угол, закутавшись в меха, и дрожала всем телом, не в силах вымолвить ни слова.
Позвали трех лекарей — галла, грека и гунна. Они не обнаружили ничего подозрительного. Никаких следов насилия или отравления.
Апоплексический удар, вызвавший удушье, — вот что убило императора гуннов. Врачи не удивились. Он уже давно харкал кровью. Вчера кровохарканье усилилось — и вот вам. Перепил вина, переел мяса, перевозбудился. От судьбы не уйдешь.
Расспросили невесту. Они легли рядом, но он не дотронулся до нее. Рухнул сразу, сраженный вином, и заснул мертвым сном. Потом пробудился; его стошнило. Он сказал: «Не зови никого». Она встала, завернулась в меха, забилась в угол. Вскоре его уже рвало кровью, он икал и трепыхался, а потом вдруг затих.
«Не зови никого»… Хотел ли он сказать, что отказывается от лечения?
Из большого зала свадебного пира вынесли всё, что там было. Посередине поставили парадное ложе и возложили на него тело Аттилы, облаченное в меха, с мечом Марса в правой руке и серебряной пикой в левой, с почетным щитом в ногах.
У входа во дворец собралась огромная толпа, вопя от бешенства и требуя выдать убийцу. В зале, где собрались все сановники империи, Онегесий и Эдекон, сидя возле ложа, плакали, не скрывая слез. Скотта вышел первым и обратился с речью к толпе.
Успокойтесь, сказал он, убийцы не было, смерть произошла от естественных причин. Завтра, на равнине, где Аттила будет покоиться под шелковым шатром, устроят траурные игры. А тем временем в тайном месте выкопают ему могилу, чтобы ее не смогли осквернить.
Шатер поставили в сумерках. Аттилу перенесли туда и положили на ворох мехов и драгоценных ковров. Его сыновья, Онегесий, чужеземные короли, в том числе гепид Аларих, всю ночь стояли в почетном карауле.
Траурные игры — лошадиные скачки, метание копья, стрельба из лука, танцы, шествия, имитация боя, декламация былин во славу покойного — продолжались весь следующий день, когда где-то далеко копали могилу.
Кто копал и где?
Неизвестно. Ее долго искали, но так и не нашли. Деревянный дворец, где он поместил свою пассию, поставили на берегу Тисы, левого притока Дуная, которая течет с севера на юг по большой венгерской равнине на протяжении нескольких сотен километров, но найти так ничего и не удалось. Утверждали, что его погребли прямо в русле реки, которую отвели на время, чтобы вырыть могилу, а потом спрятали ее под водой.
Место погребения должно было оставаться тайной, поэтому землекопы работали далеко от толпы, собравшейся на свадьбу и удержанной похоронами. Можно себе представить несколько концентрических линий часовых, которые никому бы не позволили приблизиться к центру этих кругов, находившемуся довольно далеко от самого широкого из них, ведь на плоской равнине конному видно гораздо дальше, чем пешему.
Можно предположить, что могильщиков и устроителей погребения — наверняка роскошного — казнили, чтобы обеспечить их молчание, как бывает в схожих исторических обстоятельствах. Это много говорит о том уважении, с каким гунны относились к мертвому императору. Но истории с удушением ради сохранения тайны грешат нелепостью: душители тоже знают тайну, нужно тогда и их удушить. И так далее, пока не прервется весь человеческий род, если только, выполнив свою работу, душители не передушат друг друга. Да и это не оптимальное решение. Нет никаких гарантий, что грифы или другие любители падали, выписывавшие круги над трупами, не сообщили бы их местонахождение самым нетерпеливым из расхитителей гробниц.
Прошло 15 веков, могила, возможно, уже давно разграблена, и никто об этом не знает. Воры похваляются своим воровством, только если им это выгодно. В случае с Аттилой мстителей за века не стало бы меньше.
Сегодня принимают на веру сведения, которые приводит Иордан, готский историк, писавший через 100 лет после событий. Однако его экзальтированный стиль побуждает усомниться в его словах, тем более что он не упоминает о своих источниках.
Он пишет, что до и во время свадьбы Аттила постоянно был весел. Никогда еще жених, особенно царственный, не выказывал подобной веселости. Никакое мрачное предчувствие не омрачило его чела.
