Отвратительная в своей простоте перспектива.
Тем не менее… Я не могла ни впитывать в себя этот вид. Не ценить красоту — выше моих сил. Даже если она — суть зло.
Я устала. Очень устала. Пребытие в Небесах — пусть и менее дня — полностью перевернуло мою жизнь с ног на голову. По сути, я мертва для Дарра. Для Дарре. Ни наследия, ни наследников. Совет, очевидно, выждав время, изберёт другого вождя, другого
Я не мертва, но я — Арамери. А это почти равнозначно. Одинаково паскудно.
Будучи Арамери, у меня даже права нет быть более благосклонной к земле моих предков и покровительствовать всем равной мерой. Конечно, я ещё и не начинала…
Что вы, разумеется, никакого торгового эмбарго — официального, по крайней мере; просто
Конечно, мы могли попытаться обжаловать запрет Консорциума (или втихую обойти его). Но, вместо того, каждый из народов, надеясь снискать благосклонность правителей, просто вычеркнул существование Дарра из памяти. В одночасье все контракты сказались разорваными, денежные обязательства — отметёными, судебные иски — отклонёными, даже контрабандисты — и те, словно по мановению руки, забыли к нам дорогу. Изгои. Отверженные. Парии. Вот кем мы стали.
Итак, самое малое, что я могу сделать со своим
Что до остального… ну, что ж. Стены Небес — полы, коридоры — путаный лабиринт. Полным-полно мест, дабы надёжно скрыть тайны матушкиной гибели.
И я разыщу их все. Одно за другим.
Я хорошо спала — первой ночью в Небесах. Измотанная свалившимися на меня потрясениями, набегавшись на всю жизнь вперёд, я даже не помнила, как забылась тяжёлым сном.
На вторую же дрёма упрямо не шла. Я ворочалась с боку на бок. Чересчур мягкая постель. Чересчур большая (я заняла от силы четверть кровати). Оставалось лишь бессонными глазами поглядывать на мягко светящиеся стены и потолок (отчего в комнате было почти так же светло, как и днём). Что ж, Небеса — живое воплощение Пресветлого, никакой тьме здесь быть не дозволено — замыслом Арамери. Но, ад меня побери, как же засыпают другие мои достопамятные родственнички?
Наконец, вдоволь наворочавшись с боку на бок (часы, как мне показалось), я чудом впала в полуабытьё; но вот беда — взбудораженные мысли униматься не желали. В наступившей тишине я могла свободно обдумать всё, приключившееся со мной за последние дни; задаться вопросом — как там семья и друзья в Дарре? — и всласть потревожить себя надеждой, а выживу ли я вообще в здешнем-то Маальстреме?
Впрочем, насладиться одиночеством я не успела. Возникло смутное предчувствие, что за мной следят.
Благодарение бабушкиной выучке, я проснулась окончательно. Но прежде чем меня посетило желание открыть глаза — иди среагировать иным (должным) образом, — звучный, глубокий голос произнёс как если бы над ухом:
— Вы не спите.
Итак, протерев глаза, я села (кое-как подавив позыв иного рода — при виде стоящего не более чем в десяти шагах от меня Владыки Ночи).
Сбежать было бы невежливо (и, говоря начистоту, бесполезно). Мне не оставалось ничего другого, как поприветствовать его:
— Доброй вам ночи, лорд Ньяхдох.
Голос почти не дрожал — вот вам и лишний повод для гордости.
Склонив голову, он просто стоял, высматривая что-то у меня в ногах зловещим взглядом (не сулящим мне ничего хорошего, судя по затаённому жару). Догадываясь, что ощущение времени у бога, мгм,
— Чем обязана честью вас лицезреть?
— Я хотел видеть вас, — сказал он.
— Зачем?
Молчание в ответ. Наконец он двинулся, плавно переместившись к окнам (и спиной ко мне). Его было сложно разглядеть там, на фоне ночного города. Плащ? волосы? — ореол тьмы, постоянно колеблющийся вдоль изломанной фигуры, — сливались с чернотой звёздного неба.
Ни алчущий насилия монстр, не так давно охотившийся за мной. Ни леденящее высшее существо, спокойно угрожающее убить меня после. Я не могла прочесть его: но в облике его снова таилась та самая мягкость, виденная мной однажды. В то мгновение, когда он держал меня за руку, обагряя своей кровью, — и удостоил поцелуя.
Я хотела было спросить его об этом, но слишком много всего, таящегося в памяти, беспокоило меня. Взамен я осведомилась:
— Почему вы пытались убить меня вчера?
— Не убил бы. Приказ Скаймины гласил — оставить вас в живых.
А вот это уже любопытно — и, главное, сулит беспокойство.
— Зачем?
— Допускаю, она не хотела вашей смерти.
Я была крайне — опасно! — недалека от растущего во мне раздражения.
— Так что же вы собирались сделать, если не убить?
— Причинить боль.
На сей раз я даже была рада, что его скрывает тьма. Сглотнув, продолжила допрос:
— Наподобие той, что утворили с Сиехом?
В повисшей паузе он развернулся ко мне лицом. Полумесяц наполовину полной луны просвечивал сквозь окно над ним. Лицо Владыки заливал слабый, бледный свет. Он молчал, но внезапно я поняла — он
— Так вы и в самом деле…
— Днём я — человек, — перебил меня Владыка. — А ночью… нечто более близкое к моей истинной сути. — Он развёл руками. — Закат и рассвет знаменуют собой время… перерождения.
— И вы становитесь
— Смертный разум, исполненый божественной силы и знаний (даже на несколько мгновений), — не самое лучшее…
— Однако Скаймина может приказывать вам, несмотря на ваше… безумие.
Он кивнул:
— Воля Итемпаса превыше всего. — Ещё одна пауза, а потом его глаза внезапно прояснились. И я разглядела их полностью, от и до. Холодные. Твёрдые. Тёмные, как небо за окном. — Если вы не хотите видеть меня здесь, прикажите — и я уйду.
Дано к рассмотрению: колоссальное могущество + существо, в коем оно сосредоточено + власть над ним.