затрастись от ярости:
— Во имя Маальстрема,
Ньяхдох улыбнулся. Что-то странное таилось за этой улыбкой; странное, лишающее мужества, — и куда сильнее, чем обычно; но я не могла позволить себе задержаться на этом чувстве.
— Правопреемство свершится четырьмя днями позже, — пояснил он. — А дабы переправить Камень Земли в ритуальную залу, требуются живые руки. Такова традиция.
— Ч-что? Я не…
Ньяхдох показал на зарешеченный провал. Но не на шаркающее, скулящее существо, нет, а чуть в сторону. Я потянулась вслед за его пальцем; и взгляду открылось не виденное прежде. Пол зиндана сквозил всё тем же странным блекло-серым светом, столь отличным от мерцающих стен прочего дворца. Лишь в одном месте свет этот собирался, не столько сверкающим пятном, сколько серовато-тусклым сумрачным сгустком. Пялясь туда во все глаза, я смогла разглядеть её: глухая, тёмная тень, вживлённая в полупрозрачную, просвечивающуюся плоть дворца. Незаметная, незначительная. Нет, не она, —
Всё это время он прятался прямо под ногами. Камень Земли.
— Небеса существуют, дабы сдерживать и стремить, направляя в нужное русло, эту силу; но здесь, вблизи источника, всегда есть место течи. — Палец Ньяхдоха сместился немного в сторону. — Только это и не позволяет ему умереть, удерживая между жизнью и смертью.
Губы пересохли.
— А… а что подразумевается под передачей Камня в ритуальную залу?
Рука палшего вновь дёрнулась в поясняющем жесте, и я разглядела в потолке каменного мешка внизу узкое, округлое отверстие в самом его центре, наподобие небольшого дымохода. Насколько мог видеть глаз, этот суженный лаз шёл куда-то дальше, прямо вверх.
— Ни одной магии не под силу воздействовать на Камень напрямую. Ни одной живой душе не приблизиться к нему, не испытав сильнейшей, смертельной боли. Словом, даже такая сравнительно простая задача, как передвинуть Камень отсюда и в залу наверх, будет стоить жизни одному из детей Энэфы, возжелай он этого.
Теперь я наконец понимала. О боги, как же чудовщино… Смерть была бы облегчением для того незнакомца внизу, в яме, но каким-то чудом Камень отвращал и её. Лишь сотрудничая с палачами, он мог заслужить свободу от извращённой плоти, ставшей ему узилищем.
— Кто он? — спросила я. Тому, кто шумно возился ниже, наконец, с усилием — и болью, — но удалось сесть. До меня донеслись тихие рыдания.
— Ещё один дурень, пойманный за поклонением низвергнутому божеству. К тому же ему довелось уродиться дальним, но родичем Арамери — те обычно дозволяют паре-тройке таких гулять на свободе и время от времени приносить клану свежую кровь, — так что он был обречён вдвойне.
— Он-н с-способен… — Разум отказывал мне.
— Тогда одного из нас попросту отправят вернуть его обратно. Но он не бросит вызов Декарте. Откажись он проделать всё
Словно откликаясь, узник внизу издал особенно громкий стон, почти вопль, насколько это было возможно с его-то перекрученым лицом. Слёзы застилали мне глаза; и сумрачный свет затуманивался и блек.
— Тссс, — прошелестел еле слышно Ньяхдох. Удивлённая, я перевела взгляд, но он по-прежнему вглядывался в провал. — Шшшш… Осталось совсем чуть-чуть. Сожалею.
Видя моё замешательство, он вновь одарил меня одной из своих странных улыбок, из тех, что мой разум не мог — или не хотел — уразуметь. Очередной приступ слепоты с моей стороны. Мне казалось, я
— Я всегда слышу их молитвы, — сказал Владыка Ночи, — даже если не могу позволить себе ответить.
Мы стояли у подножия Пирса, взирая на город полумилей ниже.
— Мне нужно пригрозить кое-кому, — сообщила я.
Первая фраза, произнесённая мною вслух, с тех пор выбралась из зиндана и доташилась, в паре со своим грозным попутчиком, сюда. Я — бесцельно бродя коридорами, он — тенью следуя за мной. (Прислуга, да и чистокровные, торопливо пропускали нас, давая дорогу и разбегаясь в стороны.) Сейчас он молчал, хотя я ощущала его присутствие кожей.
— Министру от Менчи, человеку по имени Джемд; тому, кто, по всей вероятности, зачинатель альянса, направленного против Дарра. Его, да.
— Мало одного желания грозить, требуется и должная власть, могущая действительно причинить неприятности, — произнёс Ньяхдох.
Мне оставалось только пожать плечами.
— Я признана Арамери. Уже одно это допускает, что
— Ваше право командовать нами заканчивается за пределами Небес. Декарта никогда не даст вам позволения навредить стране, не согрешившей супротив его самого.
Я ограничилась молчанием.
Наьяхдох изумлённо перевёл на меня глаза.
— Теперь понимаю. Но
— А долго и не нужно. — Оттолкнувшись от перил, я обернулась к нему. — Четыре дня. Надо задержать его на одни лишь четыре дня. А что касается границ Небес, я ведь могу воспользоваться
Ньяхдох выпрямился вслед за мной и, к удивлению, коснулся рукой моего лица. Обхватив подбородок, провёл большим пальцем по искривлённой линии губ. Не буду врать: опасные чувства всхолыхнулись во мне в ответ.
— Сегодня ты
Я сглотнула.
— Из милосердия.
— Разумеется. — И снова этот чуждый взгляд, тревожащий душу; наконец я смогла подобрать ему имя —
— Тебе никогда не быть Энэфой, — сказал он. — Но её сила — в тебе. Не оскорбляйся сравнением, маленькая пешка. — Я как раз начала загораться гневом, но замерла, вновь задавшись вопросом — не читает ли он мои мысли? — Я говорю это не из пренебрежения.
А потом падший разко отступил, шагнув назад. Широко распростерв руки, — и чёрное ничто захлестнуло его тело, — он застыл в ожидании.
Я подалась внутрь, и тьма объяла мне плечи. Может, то была одна игра воображения, но на сей раз пробирающий до костей холод ослаб, сменившись слабыми искрами тепла.
19. Адаманты
Ты — ничтожество. Никто. Капля в море себе подобных, бездарное убогое ничто. Не припоминаю, когда успела напроситься на подобное бесчестье, — подобное сравнение возмущает.
Вот значит как. Что ж, заверяю, и вы мне отнюдь не милы.