Сто тысяч Королевств

Но здесь — Небеса, благословенный дворец Пресветлого Итемпаса, господина порядка и закона. Увы, но привычные мне решения здесь не пройдут. Я глянула на Т'иврела: что он предпримет? представит нас?

— Леди Скаймина Арамери, — спокойно произнёс он, к своей чести, ничем себя не выдав. Лишь глаза беспокойно скользили с моей кузины к сохраняющему неподвижность незнакомцу. Я ждала, что сенешаль представит и его, но тот смолчал.

— Ах, да. — Мне и в голову не приходило подражать тону Скаймины. Матушка пыталась (и неоднократно) обучить меня управлять собственным голосом, дабы сохранять лицо в любой ситуации, и меж друзей, и меж врагов. Но для подобного искусства я была чересчур Дарре, и этим, как понимаете, всё сказано. — Приветствую, сестра.

— Не могли бы вы извинить нас, — Т'иврел обратился к бывшей наследнице мгновением позже, чем я захлопнула рот. — Я лишь показываю леди Йин дворец…

Именно в этот момент спутник кузины перевёл дыхание, издав лихорадочный выдох. Волосы его, длинные, чёрные и густые настолько, что заставили взревновать бы любого Дарре, взметнулись наперёд, скрывая лицо; рука вцепилась в перила.

— Погоди-ка, Т'иврел. — Скаймина задумчиво рассматривала спутника, потом, будто бы поглаживающим жестом, коснулась щёки того, запустив руку в водопад чёрных волос. Еле слышный щелчок, и глазу открылся разомкнутый обруч изящного, умело сработанного серебряного ошейника.

— Сожалею, тётя, — отрывисто сказал Т'иврел и, уже не скрывая страха, крепко схватил меня за руку. — Нас ожидает Вирейн, а вы же знаете, как он ненавидит…

— Подождёт, — отчеканила Скаймина ледяным голосом. — И как я могла забыть… Т'иврел, ты же выказал себя столь полезным. Маленький послушный служка… — Она глянула на черноволосого и снисходительно улыбнулась. — Здесь, на Небесах, полным полно хороших слуг. Как думаешь, Ньяхдох?

Ньяхдох. Вот, значит, кто этот черноволосый. Это имя вызывало во мне смешанные чувства — чем-то неуловимо знакомым веяло от него. Но чем? И где я могла его уже слышать? — память отказывалась мне помочь.

— Остановись, Скаймина, — вмешался Т'иврел. — не вздумай делать этого.

— На ней нет знака, — обронила кузина. — Ты же знаешь здешние законы.

— А вам прекрасно известно, что законы здесь ни при чём! — с жаром возразил сенешаль. Но дедовой племяннице не было дела до его слов.

И тогда я почувствовала это. Его затруднённое дыханье. (Думаю, всё началось с этого). И воздух дрогнул. Ваза неподалёку задребезжала. С чего бы? — видимых причин не было, но я знала, что-то внутри меня знало: где-то на тонком плане грань реальности сместилась. Освобождая, уступая место. Чему-то иному. Чему-то пробивающемуся сюда.

Черноволосый поднял голову и взглянул на меня. Улыбаясь. Его лицо, я видела его теперь, эти обезумевшие, безумные глаза; и вдруг осознала, что знаю, кто он есть. Что он есть.

— Слушай меня. — Т'иврел, его напряжённый голос давил мне на ухо. Я не могла отвести взгляд от глаз черноволосого существа. — Доберись до Вирейна. Теперь лишь чистокровным под силу приказать ему уйти, и Вирейн — один из них… Ох, ради всех демонов этого мира, на меня! Гляди на меня!

Он загородил меня, разрывая зрительный контакт. В ушах стоял мягкий гул, Скаймина говорила вполголоса. Звучало так, будто она отдавала инструкции, параллельно с теми, что втолковывал мне Т'иврел. Я едва слышала их обоих. Так холодно. Мне было так холодно.

— Лаборатория Вирейна двумя уровнями выше. Подъёмники — на каждом третьем коридорном стыке; ищи нишу между вазонов с цветами. Просто… просто доберись до одной из них, а там сама разберёшься. Дверь окажется прямо перед тобой. Шанс ещё есть, пока светло и не зашло солнце. Давай же! Беги!

Он толкнул меня; споткнувшись, я бросилась в сторону. За спиной грянул нечеловеческий вопль, будто слились воедино сотня волчьих глоток, сотня ягуаровых пастей, сотня зимних вихрей, — и все они алкали моей плоти. А потом грянула тишина, и это безмолвие было страшнее всего.

Бежать. Бежать. И я бежала. Бежала, неслась… Без остановки. Не оглядываясь.

3. Тьма

Мне отвлечься и объяснить всё подробнее? Скверная выйдет история, скверная и бьлеклая. Но мой долг — вспомнить всё, вспомнить, и помнить, помнить… ибо это единственный путь сохранить власть над воспоминаниями. Слишком много обрывков уже утеряно.

Итак.

Трое богов существовало некогда. И возжелал один изничто жить другого, а третьего заточить навеки в узилище адское. Кровью и костью были стены его, глазами — створы зарешёченные; а карою легли — сон, голод, страдания, боль и все неустанные притязания плоти смертной. И стали стражей сей твари, загнанной в тенета телесные, Арамери. Его, и божественных отродий, числом три. Но что до неволи познавшему ужас воплощения?

Ребёнком узнала я от жрецов Пресветлого Итемпаса, что падший бог есмь чистое зло. Культ его времён Трёх — зверства и насилие; последователи его — темны и дики, удел их — полночные оргии; а таинство, чтимое ими, — безумие. Решись же битва меж богов на иной лад, молвят зловеще священники, и не было б смертного рода, как есть, на земле.

Будьте же благочестивыми крошками, могли бы добавить они, или же попадёте прямиком в лапы к самому Владыке Ночи.

* * *

Я бежала от Владыки Ночи полными света коридорами. Даже сейчас, когда солнце село, стены Небес окутывало мягкое, белое свечение (таковы особенности их материала). Двадцатью шагами позади, восполняя силы, неиствовал бог тьмы и хаоса. Раз, рискнув, я оглянулась: нежное мерцание холла гасло, поглощаемое теменью, столь непроглядной, что я чуть не лишилась зрения от безжалостной рези. Более я не оборачивалась.

Напрямик было не пройти. Хороший старт, давший фору, — единственное, что спасало меня допредь; да ещё то, что чудовище позади оказалось нерасторопнее смертного. Может, что-то божественное внутри всей этой тьмы и сохранило толику человеческого обличья; но, даже так, его ноги были определённо длиннее моих.

Итак, раз за разом поворачивая на каждом стыке коридоров за угол, я на полном ходу врезалась в стены и, почти не приторможивая, тут же давала дёру, торопливо отталкиваясь локтями. Поверьте, то было отнюдь не нарочно с моей стороны. Стены словно сами по себе вырастали из-под ног. Совладай я с постыдным страхом, сохрани рассудок, очисти разум, — может, и припомнила бы нужное направление. Как бы то ни было, на поверку, я безнадёжно заблудилась.

К счастью, где заглохли доводы разума, выручила слепая паника.

Заметив одну из ниш, описанных Т'иврелом, я бросилась туда и скорчилась, вжавшись в стену. Со слов сенешаля выходило, что мне нужно было напрячь мозги и догадаться самой, как задействовать встроенное заклятие, дабы подъёмник сработал и перенёс меня на другой дворцовый ярус. Единственное же желание, что на все лады вертелось в голове, было — ПРОЧЬ! ПРОЧЬ! ПРОЧЬ ОТСЮДА! — впрочем, магии хватило и такого скудного недоприказа.

В карете, везущей меня из Салона в Небесный дворец, шторки были приспущены. Кучер просто довёз нас до нужного места, чуть замедлил ход — кожа ненадолго покрылась мурашками — а секундой спустя уже открывал дверь; такое вот перемещение. Мне и в голову тогда не пришло, что это заслуга магии — переместить нас в мгновение ока сквозь полмили тверди.

А теперь подобное случилось снова. Крошечный альков, тускневший по мере того, как Владыка Ночи