перепишем стихотворения, нам придется отправить множество писем. Если нам повезет найти издателя, придется принимать решения и вычитывать гранки. Сомневаюсь, что Бренуэлл продержится без выпивки достаточно долго, чтобы справиться с подобной задачей.
— А если даже и продержится, — подхватила Эмили, — то вполне может потребовать отдать бразды правления ему, поскольку он мужчина и знает, как лучше.
— Что в его нынешнем состоянии повлечет за собой катастрофу, — закончила я. — Раз в жизни я хочу сделать что-то только наше, доказать, что три женщины, работая вместе, способны без помощи мужчин совершить нечто стоящее и чудесное. Что думаете?
— Мы с тобой! — хором воскликнули Анна и Эмили.
С немалым волнением мы приступили к подготовке нашего маленького сборника. Мы выбрали девятнадцать моих стихотворений и по двадцати одному стихотворению Эмили и Анны. С самого начала мы решили, что рукопись будет представлена как работа трех авторов под псевдонимами, и хорошенько обдумали свои вымышленные имена.
— Раз мы не можем остаться Бронте, давайте выберем фамилию, которая, по крайней мере, начинается на «Б», — предложила Анна.
Поразмыслив, мы отмели Бейкер как слишком провинциальную, Байрон как слишком громкую, Беннет как слишком уэльскую, Бьюкенен как слишком шотландскую и Браун как слишком скучную. Анна предложила Бьюли, но Эмили сочла, что это слишком напоминает блеяние раненого животного, а фамилии Болстер, Биглер и Бленкинсоп только рассмешили нас до слез.
К выбору имен мы отнеслись не менее серьезно. Нам не хотелось открывать, что мы женщины, но в то же время мы не собирались брать себе исключительно мужские имена, поскольку это было бы неприкрытой ложью.
— Есть множество имен, которые могут носить и мужчины, и женщины, — заметила я.
— Мне нужен псевдоним, начинающийся с той же буквы, что и мое имя, — заявила Анна.
— Прекрасная мысль, — поддержала я. — Что может быть лучше совершенной, остроумной аллитерации!
Мы вынесли на рассмотрение все известные нам неоднозначные имена, начинавшиеся с латинских букв «С», «Е» и «А». Повернись все иначе, и книга была бы подписана «Кэмерон, Эллиот и Обри Брук», или «Кэссиди, Юстас и Эштон Бич», или «Чейз, Эмери и Адриан Бристоль».
Наконец мы остановились на именах Каррер, Эллис и Актон. В конце октября мы продолжали ожесточенные споры из-за фамилии, в то время как наиболее значительные члены общины собрались отпраздновать установку новых колоколов.
Оригинальные колокола на церковной колокольне были старыми и довольно небольшими; первый был отлит в 1664 году, другие два добавили в сороковых годах восемнадцатого века. Папа, желая улучшить звук колоколов и повысить статус церкви, а также дать возможность хауортской команде звонарей выступать на новомодных состязаниях по переменному трезвону, весной организовал подписной комитет по сбору средств, чтобы заменить три старых колокола шестью новыми. За два месяца деньги были собраны, что позволило отцу заказать отливку колоколов у мистера Мирса в Лондоне. Новые колокола только что были установлены на колокольню, и все, кто внес вклад, были приглашены на обед в таверне «Черный бык», после чего был назначен торжественный перезвон.
Брат, слава богу, прибыл на обед трезвым и оставался таковым добрый час, прежде чем его пришлось отвести домой. Папа произнес короткую приветственную речь и поблагодарил присутствующих за поддержку. Джон Браун, церковный сторож, крепкий мужчина слегка за сорок, прочел длинный перечень отцовских добрых дел, особенно отметив его последнее достижение. Мы с сестрами наслаждались сытным обедом из ветчины, картофеля с петрушкой и овощей и с гордостью слушали восторженные отклики соседей.
— Отличная работа, мистер Бронте, — похвалил мистер Мэлоун, выходя из-за соседнего стола и пожимая папе руку (ирландец заправлял одной из четырех деревенских пивных). — Теперь мы можем задирать нос перед ребятами из Китли и Брадфорда, потому что у нас действительно одни из лучших колоколов во всем Йоркшире.
— Совершенно с вами согласен, мистер Мэлоун, — гордо отозвался папа.
Миссис Мэлоун наклонилась ко мне и прошептала:
— Просто чудо, что, несмотря на болезнь, ваш отец продолжает неустанно трудиться на благо общины.
— Мой отец удивительный человек, — подтвердила я.
— Новый викарий тоже очень симпатичный, — вставила их дочь Сильвия, жизнерадостная двадцатипятилетняя толстушка с темно-рыжими волосами и веснушчатым лицом.
Много лет я пыталась завязать общение с Сильвией на ежегодных церковных чаепитиях, но поскольку она никогда не ходила в школу, не любила читать и обсуждала в основном свою заинтересованность и недовольство всеми подходящими холостяками прихода, у нас было мало общих тем. Сильвия метнула взгляд в противоположный конец комнаты, где мистер Николлс был погружен в оживленную беседу со своими друзьями мистером Грантом и мистером Брэдли, викарием соседнего Оукворта.
— Я часто вижу, как мистер Николлс выгуливает ваших собак на пустоши, — Сильвия широко улыбнулась. — Он такой высокий и симпатичный!
— Мистер Николлс хорошо читает в церкви, — подхватила миссис Мэлоун.
— Кажется, он пришелся по нраву детям в дневной и воскресной школе, — заметил мистер Мэлоун.
— Судя по всему, мистер Николлс весьма ловко исполняет роль приходского священника, — продолжала миссис Мэлоун. — Это правда, что почти все обязанности перешли к нему, за исключением воскресной проповеди?
— Да, — холодно произнесла я.
Мне было известно, что каждое утро мистер Николлс обучает детей религии в народной школе, а днем навещает бедных и больных. В его руки перешло большинство свадеб, крестин и похорон; набор в воскресную школу значительно возрос. Викарий вел все три воскресные службы и помогал папе подняться по лесенке на высокую кафедру, чтобы прочесть еженедельную проповедь, то есть выполнить одну из немногих обязанностей, коим не мешала папина слепота, поскольку он всегда стремился говорить экспромтом, с безошибочным чувством времени, позволявшим ему закончить ровно через тридцать минут.
— Мистер Николлс хорошо выполняет свои обязанности, — добавила я.
— Наверное, это большое облегчение для мистера Бронте — найти человека, на которого можно во всем положиться, — сказала Сильвия.
— Несомненно.
Когда Мэлоуны вернулись к еде, я вздохнула и вполголоса обратилась к сестрам:
— Лучше бы люди поменьше распространялись о добродетелях мистера Николлса.
— Но это чистая правда, — возразила Анна. — Бренуэлл бесполезен, папа беспомощен. Без мистера Николлса мы бы пропали. Нам повезло, что он появился.
— Да, я тоже начинаю думать о нем несколько лучше, чем раньше. Он помогает нам во времена нужды, и за это я искренне ему благодарна, но… как неприятно быть обязанной такому человеку, как он.
— Какому — такому? — уточнила Анна. — Он всегда очень вежлив со мной.
— Разве ты не была свидетелем, как мистер Николлс вышел из себя в прошлое воскресенье только потому, что бедолага квакер не снял шляпу в церкви? Мистер Николлс взглянул на него так угрюмо и мрачно и обращался с ним так резко, что, боюсь, тот больше не придет.
— После службы я слышала, как мистер Николлс отзывался о диссентерах[23] в самой оскорбительной манере, — сообщила Эмили. — Он нетерпим и неуважителен ко всем, кто не разделяет учение высокой церкви.
— Мистер Николлс действительно излишне пылок в данном вопросе, — признала Анна. — Временами
