Ямайку в поисках материалов для своей звукозаписывающей компании, «JAD Records». В январе 1967 года на растафарианской религиозной церемонии старейшина по имени Мортимо Планно представил Нэшу Боба, назвав последнего «лучшим сочинителем песен». Очевидно, Нэш согласился с этой оценкой, потому что позже сказал своему бизнес-партнеру Дэнни Симсу, что каждая из двух с лишним десятков песен, которые Боб для него сыграл, могла бы быть хитом.
Невилл Уиллогби, один из самых популярных ямайских радиоведущих, тоже рекомендовал Боба Джонни Нэшу. Когда Нэш и Дэнни Симс вернулись на Ямайку в том же году и разыскали нас, мы были готовы к встрече и к сотрудничеству. Наконец-то, думали мы, назревает что-то хорошее. В тот момент мы остро нуждались в переменах, потому что жизнь, казалось, замерла. Шэрон еще не доросла до школы, Седелла и вовсе лежала в пеленках (которые мне приходилось стирать каждый день), и мы по-прежнему обретались в одной маленькой комнате в доме 18А по Гринвич-парк-роуд, у тетушки. А в скором времени мы ожидали прибавления семейства, потому что я была беременна третьим ребенком — и очень надеялась, что это будет сын, о котором мы просили Джа.
И вновь надо поблагодарить тетушку, потому что мы хотя бы могли принимать американцев в приличном доме с верандой. Когда гости приехали, тетушка, как всегда, обрадовалась вниманию и общему оживлению. Она разносила напитки, крекеры и сыр, следила за детьми, так что мне не пришлось одновременно исполнять роли певицы, хозяйки и матери. Когда мы начали работать с «JAD» и у нас впервые появились американские доллары, я сказала:
— Вот видишь, тетушка! Я неплохо теперь зарабатываю, хорошие деньги получаю!
После этого ее тон слегка изменился — когда люди спрашивали ее обо мне, она отвечала:
— Из нее, конечно, получилось не то, на что мы рассчитывали, но все же она не пустое место.
Американцы умеют красиво говорить, могут что угодно расписать так, что получится конфетка. А нас, конечно, соблазняла перспектива изменить свою жизнь к лучшему, и вот наконец появились люди, которые могли это сделать, перенести нас с одного уровня на другой. Поначалу все выглядело более чем правдоподобно, потому что наши переговоры с людьми из «JAD» проходили в доме, которым владел Джонни Нэш, на горе в Рассел-Хэйтс, с видом на Кингстон. Наш первый визит в этот необыкновенный дом на вершине холма привел нас в полный восторг!
Маргарет Нэш, жена Джонни, сразу проявила расположение ко мне. Мы казались ей симпатичными, но странными, она даже сразу об этом сказала:
— Вы все такие необычные, с этими вашими дреда ми! И такие тихие-спокойные!
А мне показалось, что это она спокойная. Она была очень хорошенькая, светлая мулатка с примесью индейской крови, очень любезная и предупредительная. Посещая их дом, я стала замечать то, чего раньше видеть мне не приходилось. У Маргарет существовали проблемы, которые я себе даже представить не могла. Я думала — ну и ну, как американки это выдерживают? Бывали случаи, когда Джонни веселился с девицами-фанатками в одной комнате, а Маргарет вела деловые разговоры в другой, соседней! Позже я сказала Бобу:
— Так живут женатые люди в Америке? Это Вавилон, Боб! Ты видишь, что они вытворяют?
Я была по-настоящему шокирована и поклялась никогда не опускаться до такой жизни. У меня возникли большие сомнения по поводу всего предприятия, и я начала беспокоиться о том, во что же мы, собственно, ввязываемся. Меня привлекали переход на новый уровень и, конечно, доллары, но я чувствовала, что нам, растафарианцам, нужно быть осторожнее в такого рода контактах.
Однажды нам устроили фотосессию, и, когда я приехала, Маргарет заявила:
— Нет-нет, Рита, мы хотели бы видеть тебя другой. Ты слишком молода и красива, нужно приодеться, открыть твои сильные ноги!
Она дала мне одно из своих платьев-мини, и, к моему собственному удивлению, я пришла в полный восторг! Прическа у меня тогда была короткое «афро», Маргарет дала мне серьги, подходящие к платью, поставила меня перед зеркалом и сказала:
— Гляди! Это ты! Смотри, какая красавица!
И я посмотрела. Такой я себя не видела давным-давно, может быть, лет с семнадцати или восемнадцати, — с тех пор я стала настоящей растаманкой. И тогда я успокоилась, потому что поняла: некая часть меня не изменится, что бы я ни надевала. Потому что я по-прежнему чувствовала, что я — раста. И это помогло мне по достоинству оценить поддержку Маргарет, то, как она подбадривала меня, старалась мне напомнить, что я не уродина, всегда была внимательна ко мне. Когда ей казалось, что я устала, она говорила:
— Пойди-ка приляг в моей комнате. Невозможно во всем поспевать за парнями, Рита, ты же беременна!
Потому что «парни» бренчали на гитарах с шести вечера до шести утра. И я думала: «Вот это да, работа в полный рост!» — и удивлялась, как им это удается. Иногда Дэнни Симс раздавал так называемые «витамины». Я и не догадывалась тогда, что это были стимуляторы, мы узнали об этом позже. А тогда он нам ничего не сказал — каков подлец, это ведь так опасно! Он мог убить моего ребенка!
Этот ребенок, мой третий, родился дома в Тренчтауне, в нашей маленькой комнатке в пристройке у тетушки. Мы решили на этот раз не обращаться в больницу, а сэкономить деньги, пригласив местную акушерку, потому что я была уже достаточно опытна — все-таки не первые роды. Не помню, где был Боб, когда у меня начались схватки, но где-то рядом. Тетушка, поскольку заранее готовила Боба к этому событию, послала кого-то за ним, а мне велела:
— Покажи ему свою боль. С этим ребенком он тебе будет помогать. Пусть увидит, как это тяжело!
Когда Боб появился на пороге, она спросила:
— Ну что, Робби, ты морально готов?
И он ответил, очень определенно:
— Да!
— Ладно, тогда можешь помочь, — распорядилась тетушка. — Дай-ка мне чего-нибудь выпить.
Он налил ей «Винкарниса», себе пива, а мне тимьяно вого чаю, и они позвали акушерку. Конечно, никакой анестезии не было и в помине, я ахала и охала от боли, пока не пришла акушерка и не объявила:
— Она готова!
Тут тетушка велела Бобу:
— Пойди вырой яму во дворе, туда мы закопаем послед. И принеси воды и старых газет. Давай-давай, пошевеливайся, она же мучается!
Бедный Боб — он был такой бледный! Казалось, это он собирается рожать! Но мы поглядывали друг на друга в поисках поддержки, и в конечном счете он прилично помог с родами. А когда увидел, что родился мальчик, стал буквально сам не свой от восторга! Он выскочил из дома к друзьям, я услышала шум, а когда Боб вернулся, то улыбался не переставая. Он был так горд — всю ночь мы слышали, как он кричит друзьям:
— У меня сын, мужики, родился сын! Мальчик! Мальчик!
Когда тетушка с акушеркой и помощниками прибрали в доме и все разошлись, он стал упрашивать тетушку:
— Можно мне сегодня спать вместе с Ритой и ребенком? Ничего страшного не случится?
Тетушка к тому моменту была им довольна, потому что он действительно помог, к тому же ее тронуло его возбуждение.
— Конечно, — разрешила она, но потом добавила: — Только если ты не грязный.
Я сказала:
— Ну тетушка, ты же знаешь, что Боб не грязнуля.
— Точно, — сказал он, — но раз это важно, я пойду помоюсь. — И он пошел принимать душ.
Потом Боб вернулся, и мы вместе решили дать мальчику имя Дэвид — в честь царя Давида, разумеется. Но вскоре к мальчику прилепилось прозвище «Зигги» — такое прозвище было раньше у самого Боба, и так он начал звать сына три дня спустя, утверждая, что у ребенка «футбольные ноги». У них в компании этим словечком назывался хитрый маневр, с помощью которого игрок может любого обойти на поле.
