Влюбившись в Герлеву, герцог Роберт, казалось, совсем забыл о своей законной жене. Даже кожевник пытался возражать против увлечения герцога его дочерью. Но разве можно противостоять могуществу великого человека? Разумеется, Фулберт смирился с неизбежным с большим достоинством и впоследствии проявил себя верным вассалом и сторонником своего лорда и хозяина. Роберт, похоже, на всю жизнь сохранил чувство, охватившее его тогда, когда он впервые увидел прелестное стройное создание, повернувшее к нему смеющееся лицо. Вскоре на том месте, у ручья, где Роберт впервые увидел женщину, которая стала главной в его жизни, появился небольшой замок. Герцог не женился на ней, хотя Эстрите пришлось уехать. Однако у них родился сын, которого назвали Вильгельмом и который сам добавил к своему имени титулы 'Великий' и 'Завоеватель', что не избавило его от печальной участи до конца своих дней страдать от слухов о своем позорном и низком происхождении. Это было подло, как если бы в наши дни насмехались над человеком и упрекали его в бесчестье, которого тот не заслуживает. Однако из всех знаменитых людей, о незаконном рождении которых известно из истории, Вильгельм чаще других награждался оскорбительным титулом — 'незаконнорожденный'. Он добился большой славы, он был великим человеком своего времени. Однако в силу обид, зависти, предубеждений или, возможно, каких-то ошибок с его стороны его всегда обвиняли в позоре, который не был его позором. Незаконнорожденный! Внук кожевника! Ему никогда не позволяли забыть, что эти титулы также принадлежат ему, несмотря на героизм, военные успехи или укрепление нормандского господства.
Гордость нормандской знати была уязвлена позорным союзом Роберта с Герлевой. Все его родственники, которые имели хоть какие-то права на герцогскую корону, были вне себя от ярости. У Эстриты не было детей, и этот пухлый розовощекий малыш, который рос в доме кожевника, был заклятым врагом всех этих гордых лордов и джентльменов. Фалез был средоточием скандалов и насмешек. Сплетни о жизни Роберта переносились от деревни к деревне по Нормандии и Франции. Рядовые горожане смеялись в лицо баронам и придворным, когда те проходили по улицам Фалеза. Однажды один старый бюргер, живший по соседству с кожевником, предложил Вильгельму Талвасу, главе одного из самых знаменитых нормандских семейств, пойти с ним посмотреть на сына герцога. Лорд Алансона очень разозлился, когда всмотрелся в невинное детское лицо. Он почти явственно чувствовал те беды, которые обрушатся на его голову и которые таит в себе до поры эта энергичная молодая жизнь. И как ни проклинал он вновь и вновь наивного ребенка, его слова были лишь отголоском страха, который полз по Нормандии.
Роберт был слишком смел в своем полном пренебрежении общественным мнением, и не проходит много времени, как старый кожевник сбрасывает свою одежду, подобно личинке, сбрасывающей кокон, и предстает во всем великолепии, в сверкающем наряде придворного гофмейстера. Герлева заняла место герцогини, что было противозаконно и настолько оскорбило гордость знатных дам и джентльменов, что никакие великодушие и щедрость Роберта не могли противостоять этому. Нравы в то время были достаточно свободными, но общественное мнение требовало соблюдения законов и этикета. Весь аристократический двор потомков Рольфа, вся доблесть, образованность и религиозность Нормандии были оскорблены в мгновение ока. Недовольство нарастало, пока дядя герцога, архиепископ Руана, не призвал племянника к ответу за этот грех и за оскорбление родственников. В конце концов он отлучил Роберта от церкви и предал анафеме всю Нормандию.
Каким-то образом этот конфликт был все-таки улажен, и именно тогда Роберта призвали погасить уже упомянутую ссору во Фландрии и поддержать права французского короля. Успех в этом предприятии добавил к его владениям район Ваксен, расположенный между Нормандией и Францией. В результате нормандское герцогство расширило свои границы до самых стен Парижа. Вскоре другие важные вопросы увели в сторону общественное обсуждение. На то, чтобы спровоцировать вспышку гнева герцога, не оставалось времени. И уже никто не обращал особого внимания ни на досадное присутствие Герлевы в замке герцога, ни на неуместное, по мнению обывателей, благополучное развитие и процветание ее сына.
Спустя какое-то время герцог Роберт объявил о своем намерении совершить паломничество в Иерусалим. Он стремился продемонстрировать свою набожность и как можно больше поднять авторитет, так что это долгое путешествие необходимо было совершить пешком. Бароны умоляли его не делать этого, поскольку при таких неспокойных взаимоотношениях между Нормандией и Францией ничто не было бы более опрометчивым шагом, чем оставить герцогство без хозяина. 'Поверьте мне, — решительно возражал Роберт, — я вовсе не собираюсь оставлять вас без господина. Вот мой молодой сын, который вырастет и с божьей помощью продемонстрирует свою доблесть. Я приказываю вам признать его своим лордом, поскольку я объявляю его наследником и отдаю ему все герцогство Нормандия'.
В совете воцарилась гробовая тишина, и как бы ни ругали Роберта за глупые эгоистичные поступки, в тот момент, когда он упрашивал рыцарей и епископов признать своим наследником невинного ребенка, нельзя не проникнуться жалостью и состраданием к бедному отцу. Нам жаль герцога, когда его естественное чувство к своему ребенку всякий раз наталкивается на неприятие. Используя все свои красноречие и авторитет, он умоляет исполненных презрения слушателей до тех пор, пока они не уступают. Они предупредили его об опасностях того времени, о том, что может произойти за время его отсутствия в предоставленном своей участи герцогстве, о возможных провокациях его врагов, возмущенных самим фактом существования внебрачного сына. Однако у Роберта хватает смелости настоять на своем, оставив незаконнорожденного сына во главе герцогства в качестве преемника. Он даже отправляется к королю Франции и убеждает того признать недостойного тезку Лонгсворда своим вассалом и следующим герцогом. Он также встречается с Аланом из Бретани, который соглашается быть опекуном. Наконец недовольные бароны присягают на верность маленькому лорду. Как мучительно далось им это снисходительное повиновение!
После того как все формальности были завершены, Роберт, не теряя времени, отправился в путь. Он стремился к святыням Иерусалима, отделенного от него утомительными милями пути, горами и болотами, всевозможными опасностями. Он демонстрировал свое покаяние особенным образом: называл свой путь приятным путешествием, потому что, хотя и шел пешком, тратил огромные суммы, раздавая милостыню людям, которые выходили приветствовать его. Впереди ехали герольды, которые готовили ему помещение для ночлега и обеспечивали прием. По мере продвижения к цели огромная процессия лошадей, конюхов, навьюченных мулов становилась все длиннее. Однажды они перекрыли ворота города, и смотритель, не зная, кто перед ним, набросился на герцога, задав ему хорошую взбучку, чтобы заставить процессию поспешить. Роберт остановил своих спутников, которые уже собирались поколотить стражника, и сказал, что весьма полезно показать себя смиренным и терпеливым и что подобные страдания очищают душу.
Герцог наделал множество глупостей. Например, он велел подковать своих лошадей серебряными подковами, закрепив одним-единственным гвоздем. И он приказал слугам не подбирать подковы, а оставлять их лежать на земле.
Наконец паломники достигли Константинополя, где Роберт с размахом продемонстрировал и свое богатство, и свои вызывающе плохие манеры. Император Михаил, следуя традициям восточного гостеприимства, вел себя в отношении невоспитанного гостя гораздо более почтительно, чем презирающие герцога и награждающие его разными кличками поданные. Он даже оплатил все расходы, связанные с прохождением нормандской процессии, бесспорно, позаботившись о том, чтобы не возникало никаких неудобств и конфликтов между северянами и его собственным народом. Когда визит был завершен и Роберт отправился дальше в направлении Иерусалима, его уже достаточно слабое здоровье, подорванное плохими условиями жизни, внушало все больше опасений. В конце концов он уже не мог даже короткое время идти пешком, и его несли в паланкине негры.
Крестовые походы способствовали тому, что дороги были заполнены паломниками, солдатами и другими путешественниками. Однажды им повстречался человек из Котантена, старый знакомый Роберта. Герцог сказал с грустной улыбкой, что его несут, как труп на похоронных дрогах. 'Мой господин, — спросил крестоносец, который, похоже, был потрясен и опечален, увидев страдания герцога, — мой господин, что мне сказать, когда я доберусь до дома?' — 'Что ты видел, как меня несут в рай четыре дьявола', — ответил герцог, как обычно, всегда более склонный к шуткам, чем к серьезному восприятию вещей и выполнению своих обязанностей. У него было намерение путешествовать неизвестным, одетым, как простой паломник,
