меня есть редкое сердечное лекарство, глюконат хинидина. Вы могли бы потом обменять его на что угодно. Во всем округе Марин ни у кого нет глюконата хинидина, только у меня.
— А врач здесь поблизости есть? — спросил Элдон, помедлив на краю заросшей травой провинциальной улицы с несколькими жилыми домами и магазинчиками.
— Да, — сказал аптекарь с ноткой гордости в голосе, — доктор Стокстилл. Он переехал сюда несколько лет назад. Но вы не найдете у него никаких лекарств — только у меня.
Держа под мышкой чемоданчик, Элдон Блэйн шел по улице и с надеждой вслушивался в хлопанье дровяного мотора грузовика, далеко разносившееся в тишине раннего калифорнийского утра. Но звук удалялся. Грузовик, увы, ехал в другую сторону.
Раньше все эти районы к северу от Сан–Франциско принадлежали нескольким зажиточным скотоводам. На лугах паслись коровы, но сейчас они исчезли — так же как овцы, волы и вообще все животные мясной породы. Акр земли выгоднее было использовать для выращивания зерновых культур или овощей. Теперь об этом знали все. По обеим сторонам дороги Элдон видел тесно посаженные ряды рано созревающего гибрида кукурузы, а между рядами — высокие волосатые стебли, на которых росли странные желтые тыквы, похожие на кегельные шары. Это был необычный восточный сорт тыкв. Их употребляли в пищу целиком — с мякотью и кожурой. Когда–то такими тыквами в калифорнийских долинах пренебрегали… но сейчас все изменилось.
Стайка ребятишек, торопясь в школу, перебежала заросшую дорогу перед ним. Элдон Блэйн увидел их потрепанные книги и пакеты с завтраками, услышал звонкие голоса и подумал: хорошо, что есть и другие дети, здоровые и занятые делом, непохожие на его собственного ребенка. Если Гвен умрет, другие заменят ее. Мысль эта, промелькнув, не вызвала в нем особых эмоций. Каждый понимал, как обстоят дела, и каждый должен был смириться.
Школа стояла в седловине двух холмов. Судя по тому, что осталось от одноэтажного здания современной архитектуры, оно, без сомнения, строилось перед самой войной амбициозными, общественно активными гражданами, которые связали себя десятилетними обязательствами, не подозревая, что не доживут до внесения платы. Таким образом, сами того не предполагая, они получили школу бесплатно.
Вид школьных окон заставил Блэйна рассмеяться. Стекла, собранные по кусочкам в развалинах старых сельских зданий, были самого разного размера. Их удерживали на месте замысловатые переплеты. Конечно, прежние стекла вылетели в один миг, думал он. Стекло… Большая редкость в наши дни… если у вас есть хоть какое–нибудь стекло, вы богаты. Он покрепче прижал к себе чемоданчик и пошел дальше.
Несколько ребятишек, увидев незнакомого человека, остановились, поглядывая на него с опаской и любопытством. Он улыбнулся им, гадая, чему они учатся и кто их учит. Древняя старушка, вызванная с пенсии, чтобы снова сесть за учительский стол? Местный житель, когда–то окончивший колледж? Или, что более вероятно, несколько матерей объединились и учат своих детей сами, используя бесценные запасы книг из местной библиотеки.
Он повернулся, услышав велосипедный звонок. Его окликнул женский голос.
— Вы — оптик?
Темноволосая женщина, строгая и в то же время симпатичная, в джинсах и мужской хлопчатобумажной рубашке, быстро крутила педали велосипеда, догоняя Элдона, подпрыгивая вверх–вниз на каждой колдобине.
— Пожалуйста, подождите. Я только что разговаривала с Фредом Квинном, нашим аптекарем, и он рассказал мне о вас.
Поравнявшись с ним, она остановилась, с трудом переводя дыхание.
— Мы не видели оптика несколько месяцев. Почему бы вам не приходить чаще?
— Я не торговец, — сказал Элдон Блэйн, — я просто пытаюсь отыскать антибиотики, которые мне нужны. — Он чувствовал раздражение. — Мне надо в Питаламу, — добавил он, а затем понял, что с завистью смотрит на велосипед и по его лицу это видно.
— Мы можем их достать, — сказала женщина. Сейчас она выглядела старше, чем на первый взгляд. Судя по морщинкам на ее слегка загорелом лице, ей было около сорока. — Я член комитета Вест–Марина по планированию, и я знаю, что мы можем найти то, что вам надо, если вы немного подождете. Задержитесь на два часа. Нам нужно несколько пар очков… Короче, я не собираюсь вас отпускать.
Она говорила твердо и убедительно.
— Вы, случайно, не миссис Рауб? — спросил Элдон Блэйн.
— Да, — удивилась она, — как вы догадались?
— Я из района Болинаса, — сказал он. — Мы знаем все, что вы здесь делаете. Если бы кто–нибудь вроде вас был в нашем комитете…
Он побаивался ее. Насколько он знал, миссис Рауб всегда добивалась своего. Она и Ларри Рауб организовали жизнь в Вест–Марине после того, как прошел первый шок. В старые дни она была никем, и Катастрофа дала ей — как и многим другим — возможность показать, на что она действительно способна.
Когда они двинулись обратно, миссис Рауб спросила:
— Кому нужны антибиотики? Явно не вам, вы выглядите совершенно здоровым.
— Моя маленькая дочь умирает, — сказал он.
Миссис Рауб не говорила утешительных слов — их не осталось больше в этом мире; она просто кивнула.
— Инфекционный гепатит? — спросила она. — Откуда вы берете воду? У вас есть устройство для хлорирования? Если нет…
— Это не гепатит. Похоже на стрептококковую инфекцию горла.
— Прошлой ночью мы слышали с сателлита, что несколько фармацевтических фирм в Германии снова начали работать, поэтому, если повезет, мы опять увидим немецкие лекарства, по крайней мере на Восточном побережье.
— Вы принимаете передачи с сателлита? — взволнованно спросил он. — У нас сломан приемник, а наш мастер сейчас где–то на юге Сан–Франциско разыскивает по свалкам детали для холодильника и вернется не раньше чем через месяц. Скажите, что Дейнджерфильд сейчас читает? Когда мы последний раз слышали его, а это было чертовски давно, он читал «Провинциальные письма» Паскаля.
Миссис Рауб сказала:
— Сейчас он читает «Бремя страстей человеческих».
— Это, случайно, не про того парня, который никак не может развязаться со своей девушкой? — спросил Элдон. — Кажется, я помню эту книгу… Дейнджерфильд читал ее несколько лет назад. Девушка все время возвращается к герою. Она не погубит его жизнь в конце концов?
— Не знаю. Боюсь, что в прошлый раз мы еще не принимали передач.
— Дейнджерфильд — великий диск–жокей, — сказал Элдон, — лучший из всех, кого я слышал до Катастрофы. Знаете, мы ведь не пропускали ни одной его передачи. Каждый вечер на нашей пожарной станции собиралось по две сотни человек. Думаю, что кто–нибудь из нас мог бы починить приемник, но комитет решил, что следует оставить аппаратуру в покое и дожидаться возвращения нашего мастера. Если он вообще вернется… Тот, кто был до него, тоже отправился в путешествие по свалкам и не вернулся.
Миссис Рауб сказала:
— Теперь–то ваша коммуна поняла необходимость резервного оборудования? Я всегда утверждала, что без него не обойтись.
— Нельзя ли послать к вам нашего представителя? Он послушает вместе с вами, а потом перескажет нам.
— Пожалуйста, — сказала миссис Рауб, — но…
— Конечно, это будет не то, — согласился Элдон. — Совсем не то…
Он замолчал. Что говорить о Дейнджерфильде? Он сидит там, наверху, на сателлите, проходящем над ними каждый день. Связь с миром… Дейнджерфильд смотрит вниз и видит все — все изменения, к лучшему и к худшему. Он принимает каждую передачу, записывает ее, а затем прокручивает запись. Только благодаря ему мы все объединены.
В голове Элдона до сих пор звучал знакомый голос, которого уже давно не слышала их коммуна. Но он
