«И как я проспала?.. И мама не разбудила… — переживала Сима. — Первая лекция ведущего археолога страны!.. Нехорошо. А все этот сон! — яркая картинка всплыла в памяти: кони, несущиеся галопом, серебристые волны ковыля и крики „Гоп, Гоп!“. — Я скакала на коне… К чему бы это?.. Вытурят меня из университета — вот к чему!»
— Пропустите, пропустите, пожалуйста!
Не в силах больше ждать, Сима, расталкивая плотную толпу пассажиров, поторопилась назад к выходу. Но водитель уже сидел в кабинке, и троллейбус, мягко сдвинувшись с места, наконец, поехал.
В просторном лекционном зале первокурсники исторического факультета с неподдельным вниманием слушали подтянутого, седовласого мужчину, который рассказывал о загадочной профессии археолога.
— … вы будете раскапывать старинные города, будете кропотливо, сантиметр за сантиметром, снимать пыль времен, возвращая человечеству память о давно ушедшем. Надеюсь, что молодое поколение с такими пылкими взглядами, — лектор сделал паузу, а Сима была уверена, что в этот момент он улыбается, — ни в чем не уступит своим старшим товарищам.
Он слегка склонил голову, закончив речь, и предложил задавать вопросы. Сима воспользовалась паузой и, извинившись, прошла к рядам скамеек, поднимающихся вверх, как в древнегреческом театре. Белая рука поднялась над головами студентов, и Сима увидела подругу: та махала, привлекая ее внимание.
— Ты что опоздала? — скользнув по скамье, прошептала Маринка.
Яркая, пышнотелая, она была очень красивая. Румянец на щеках, такие же алые пухлые губки и сияющие агаты черных глаз, из которых будто лился бархатный свет, просто приковывали внимание.
— Да, троллейбус, — Сима отмахнулась, тряхнув «конским хвостом» — собранными в пучок на затылке длинными волосами. — А о чем рассказывали? — устраиваясь на краешке скамьи, она кивнула в сторону археолога, который, как ей показалось, в этот момент смотрел на нее.
— Это, между прочим, Александр Матвеевич Колесниченко, профессор, — брови Маринки поднялись вверх, придавая выражению лица особое почтение. — Рассказывал о раскопках какого-то древнего царства.
— «Какое-то древнее царство!» — передразнила Сима. — Ты что не знаешь, чем он занимается?
Маринка виновато улыбнулась.
— Ну, ты даешь! Древнюю Маргиану не знаешь?!
— Да ладно тебе, знаю я, знаю. Только что рассказал.
Симе ничего не оставалось, как покачать головой в недоумении.
— Ты бы гуляла меньше, читала бы хоть иногда.
— Симочка, ты же знаешь, с тобой я не только про Маргиану, я про все могу выучить, а без тебя…
— Ага, — в Симиных глазах — огромных, опушенных длинными ресницами, за которыми, как за макушками сосен, проглядывали голубые небеса, промелькнул вызов, — тогда сразу после лекций пойдем ко мне, и вместе будем читать о раскопках в Гонур-депе. Мне отец книгу привез, его, — Сима кивнула в сторону профессора. — Маринка, это же так интересно! Века до нашей эры, и люди тогда жили, работали, любили!
— И любили тоже? Даже про это написано? — Маринка прыснула со смеху, но тут же снисходительно согласилась: — Ладно, ладно, пойдем, почитаем.
Уходя, Сима снова встретилась взглядом с профессором. «Какой красивый человек!» — подумала она. Копна пышных волос ореолом окружала красивое лицо немолодого мужчины. На его губах, словно очерченных тонкой линией, блуждала полуулыбка.
— До свидания! — Сима попрощалась, намереваясь с особой тщательностью проштудировать его последнюю монографию о раскопках.
— До свидания, и постарайтесь больше не опаздывать! — веселые смешинки играли в добрых внимательных глазах, что никак не вязалось со строгими нотками в голосе.
Сима покраснела, а Маринка, дернув ее за руку, потащила в коридор.
Дома пахло пирогами. Валя напекла целый таз булочек, ватрушек, и теперь девчонки, уминая всю эту вкуснотищу вприкуску с чаем, по очереди читали о царском захоронении, о найденных печах для обжига керамики, о культовых помещениях, в которых нашли сосуды для хранения священного напитка жрецов сомы-хаомы.
— Сим, — Маринка отложила книгу, — скажи, тебе правда все это так интересно?
Сима проглотила кусок булки, плеснула себе свежего чая.
— Интересно.
— Нет, я не понимаю, — Маринка решила не сдаваться, — посмотри вокруг, все влюбляются, встречаются, а ты только с историей разве что не обнимаешься!
— Мне нет ни до кого дела! — обрубила Сима. Но что-то в словах подруги ее задело, и она укорила: — Зато ты обнимаешься со всеми подряд.
Но Маринка не обиделась, напротив, она склонилась над столом, стараясь заглянуть поглубже в глаза подруги.
— И обнимаюсь, и целуюсь! Ты хоть раз целовалась? Это же просто приятно! — Маринка медленно облизнула губы, томно прикрывая глаза.
— Вот что, дорогая моя, вижу, о Маргиане тебе говорить уже надоело.
— Сим, ну ее, эту Маргиану! — маска скуки сменила томность на лице девушки. — Ты бы глаза раскрыла, вокруг себя посмотрела. Сашка с тебя глаз не сводит, но подойти боится, словно у тебя за спиной охрана стоит с обнаженными саблями.
— Охрана?.. — Сима озадачилась.
— Ну, это я так, для образности, что ж ты такая прямолинейная, как столб! — Маринка встала, мельком взглянула на свои часики. — Я пойду. Ладно? А ты подумай. Сегодня ребята с четвертого курса заходили, симпатичные. Вот ты на них даже внимания не обратила!
— Зато ты обратила!
— А что? Я всех разглядела, и познакомилась. Жить надо веселее, подружка! И… у меня свидание через час, успею забежать домой, стряхнуть с себя пыль истории! Я побежала, ладно?
— Ну, ну…
Маринка выпорхнула в коридор, сунула ноги в шлепки и, чмокнув подругу в щечку, ушла, гремя каблуками на весь подъезд.
Сима вернулась к себе. К вечеру стало прохладнее, солнце, заливающее комнату с утра, после обеда уползало за дом, и мягкий свет лился из окна, не ослепляя и не жаря, как днем. Сима улеглась на кровать, та скрипнула и затихла. Расслабившись, девушка вытянулась во весь рост, запрокинула руки за голову. Слова Маринки о Сашке, о поцелуях будоражили воображение, но мысли сами собой вернулись к ночному сну, и перед глазами снова колыхалась степь и мчались кони, но теперь Сима отчетливо слышала девичий смех.
Порой странные видения — яркие и осязаемые — закрывали от Симы реальный мир. Она погружалась в картинки, проносившиеся в ее сознании, становясь частью странных, непонятных эпизодов чужой жизни — жизни, которая преследовала ее с самого детства. Сима видела степь, далекие горы, табуны коней, она видела детей, взрослеющих с ней вместе. Только она оставалась здесь, в своей комнате, в своем городе, а они там — в степи, в своих хижинах, окруженных необъятным простором. И Симу манила та жизнь. Ей хотелось остаться там и дышать пахнущим полынью воздухом, скакать на лошади без седла, стрелять из лука…
— Кош, кош! — камча[1] в детской руке взлетела ввысь и со свистом упала на круп коня, обжигая его кожу.
Тоненькая девочка с летящими по ветру косами оглянулась назад, крепко сжав одной рукой богатую гриву скакуна, и с криком «кош, кош» снова застучала голыми пятками по его бокам, принуждая ускоряться все сильнее и сильнее.
