По дороге в дальние края у Николая не было возможности оповещать родных о своих передвижениях. Но популярность сказывалась: как свидетельствовала дочь Елена, «мы знали, куда его направили, причем об этом нам сообщали даже незнакомые люди, которые видели его по пути на Север».
Нашелся и другой канал для контактов, правда, не самый надежный и рискованный. Сестра Клавдия в новом браке стала женой Виктора Дубинина, старшего тренера «Динамо», который по своему статусу был вхож в высокие кабинеты. Открыто заступаться за родственников супруги, конечно, было не с руки, однако какие-то шаги Дубинин предпринять мог. Вот и на пересылке в Котласе, где Старостин познакомился с Алексеем Каплером, местные власти вопреки инструкциям дали ему свидание с сестрой.
Конечным пунктом маршрута была Ухта, небольшой городок в Коми АССР. Начальник Ухтлага генерал-лейтенант Бурдаков оказался страстным любителем футбола и не упустил возможность заполучить знаменитость всесоюзного масштаба в тренеры местного «Динамо», куда входили и вольнонаемные, и осужденные. Николаю выдали пропуск для перемещений по городу и разместили на стадионе — как и игроков со статьей за плечами. К такой категории относился, например, капитан команды Сергей Баловнев. При этом генерал-лейтенант мог и посодействовать в досрочном освобождении того или иного футболиста, но распространялось это только на уголовников. «Политическому» Старостину амнистия не светила.
Команда радовала Бурдакова результатами, особенно когда на его глазах разгромила соперников из Сыктывкара. Расставаться с тренером начальник Ухтлага не собирался, но пришлось. В конце 1944-го на заключенного Николая Старостина поступило предписание — отправить на Дальний Восток. Его покровитель попытался саботировать: дал ответ в центр о мнимой болезни фигуранта, а сам отправил его на один из лагерных пунктов в 300 километрах от города.
Так что с лесоповалом в глухой тайге Николаю Петровичу довелось познакомиться не понаслышке. С шести утра заключенные уже были на ногах, по тридцатиградусному морозу проделывали в обуви из старых автопокрышек пятикилометровый путь к делянке, где в течение четырех часов, до обеда, пилили деревья. После приема пищи работа продолжалась, причем норму работягам нужно было выполнять и за себя, и за блатных, которые располагались на еловом лапнике вокруг костра с колодой карт. Промерзнув за день, люди не успевали отогреться вечером в бараках. Вкупе с недостаточным питанием (даже если бригадир выписывал пайку хлеба в 400 граммов) это открывало прямую дорогу туберкулезу. Неслучайно Старостин писал потом: «Каждый день умирало не меньше сорока человек. Покойников свозили в морг. Черт меня дернул пойти туда. Я увидел горы голых тел, на которых сидели сотни крыс и пожирали их…»
Относительно комфортно могли чувствовать себя только зэки, занимавшие административные посты. К примеру, повар — иранец Назым, или фельдшер по прозвищу Матя. Что характерно, оба в «прошлой жизни» были писателями — но вот легла масть, удалось подсуетиться и избавиться от общих работ. Ведь заполнить штат вольнонаемными не получалось, да и среди осужденных трудно было найти необходимое число профессиональных кулинаров или медиков.
Для старшего из братьев палочкой-выручалочкой стал главный врач Ухтлага Соколов. Он — и тоже из-за любви к футболу — пристроил москвича в санотдел массажистом. Хотя вряд ли массаж мог помочь большинству обитателей огромного барака.
Генерал-лейтенант Бурдаков так и не сумел удержать тренера в своем подчинении. По спецнаряду Николай отправился в дальний путь через всю страну. Первая пересылка была уже в знакомом Котласе, следующая — в Вологде, потом — в Кирове. Там, кстати, его ждал сюрприз: вызов в комнату свиданий и встреча с давней знакомой — конькобежкой Марией Исаковой, которая уже после войны трижды становилась чемпионкой мира. Она была местной уроженкой, пользовалась огромной популярностью среди динамовского руководства, а в Кирове в эти дни как раз проходили конькобежные сборы.
Но несмотря на статус городской знаменитости (а впоследствии Исаковой присвоили звание почетной гражданки Кирова и назвали ее именем стадион), Мария, идя на контакт с заключенным, рисковала и карьерой, и свободой. Более того, она договорилась с начальником тюрьмы, чтобы Старостина не обыскивали, и передала ему 500 рублей и кисет с табаком. С Николаем Петровичем они представляли разные спортивные общества, но тогда жив был благородный принцип: «Враги на поле — друзья вне поля».
Совершить поход в тюрьму Исакову попросил ее тренер Иван Аниканов, позвонивший из Москвы. Но каким образом он узнал, когда и куда движется Старостин по этапу? Получить конфиденциальную информацию можно было только в том случае, если в правоохранительном ведомстве имелись люди, симпатизировавшие Старостиным. И одним только родственником Виктором Дубининым дело не ограничивалось. Позволим себе маленькое отступление. Примерно в этот же период известный динамовский футболист Николай Дементьев решил перейти в «Спартак», а генералы пообещали отправить его в наказание на китайскую границу. Но переход состоялся, и Николай Тимофеевич уверял нас: «Хотя Старостины отбывали заключение, в верхах власти встречались люди, у которых они пользовались авторитетом».
Пятьсот рублей, по словам Исаковой, собрали ребята-конькобежцы, находившиеся на сборах. Надежно спрятать их Николаю Петровичу помог сокамерник, который распорол ручку дорожного чемодана и вшил туда деньги. И уже на следующей пересылке, в Молотове, старший брат поделился частью средств с Александром.
Незримый «телетайп» существовал не только на воле. И в блатном мире Старостин, сам того не желая, получил своеобразную охранную грамоту, которая сопровождала его на протяжении всей поездки. Конечно, незначительные конфликты могли случаться, но не с паханами, а с мелкой сошкой, которая просто не знала, с кем имеет дело. Размышляя над этим феноменом позднее, Николай Петрович пришел к выводу, что причиной была популярность футбола. Когда в камере его просили рассказать что-нибудь из спортивной жизни, даже матерые уголовники откладывали в сторону карты и превращались во внимательных слушателей.
Да и в камеру на пересылках он попадал не всегда, потому что, как в Молотове, его не раз приглашали отлежаться в санчасти. А дальнейшие остановки были в Свердловске, Омске, Новосибирске, Красноярске, Иркутске, Чите. Централ на берегах Ангары особенно запомнился: из-за воспаления надкостницы пришлось лишиться двух передних зубов, которые тюремный лекарь удалил без обезболивания.
К тому времени Николай уже знал, что маршрут ведет его в Хабаровск. Прибыл он в дальневосточные края накануне Дня Победы — 8 мая 1945 года. А уже на следующее утро его навестили земляки — сыновья водопроводчика, обслуживавшего дом на Спиридоновке. Они и сами имели отношение к «Спартаку», а сейчас проходили службу в армии и играли за хабаровское «Динамо».
Постепенно стало ясно, что инициатором «трансфера» из Коми АССР стал генерал-полковник Серго Гоглидзе, который занимал пост уполномоченного МГБ СССР по Дальнему Востоку и патронировал «Динамо». Давняя дружба с Лаврентием Берией давала ему возможность направлять потоки заключенных в нужное русло. Старостин писал в своей книге «Футбол сквозь годы»: «Он вел футбольную схватку с маршалом Малиновским, который командовал Дальневосточной армией и опекал две армейские команды: хабаровского СКА и Военно-воздушных сил». Здесь несколько нарушена хронологическая последовательность: Родион Малиновский был назначен командующим войсками Забайкальско-Амурского военного округа уже после приезда Николая Петровича в Хабаровск — в сентябре 1945-го. А главнокомандующим войсками Дальнего Востока стал в 1947-м.
Несмотря на свою влиятельность, Гоглидзе был слишком опытным аппаратчиком, чтобы открыто пригревать человека, к которому Берия относился с откровенной антипатией. А потому передал заключенного в Комсомольск-на-Амуре. Как писал Николай Петрович, «направил меня в Амурлаг, которым управлял генерал-лейтенант Петренко». И здесь нужно сделать ремарку: правильное название исправительно-трудового лагеря на тот период — Нижне-Амурский, а Иван Петренко руководил им в звании генерал-майора.
Так или иначе, кураторство над вновь прибывшим взял Анатолий Иванов — капитан местного «Динамо», начальник лагерных гаражей и личный водитель Петренко. Он приглашал Николая Петровича к семейному столу, а поселил в комнатке при гараже, то есть вне лагерной территории.
Динамовцы из Комсомольска-на-Амуре под руководством нового тренера успешно соперничали с одноклубниками из Хабаровска и Благовещенска, армейцами из краевого центра, Воздвиженки и Читы, командой Тихоокеанского военного флота из Владивостока. В некоторых армейских командах находились
