2)
3)
Как видим, деятельность 4-го Управления была сосредоточенна преимущественно на проведении диверсионных операций; помощь местным партизанам оказывалась лишь по конкретным вопросам (разведывательное и контрразведывательное обеспечение). Структура 4-го Управления не предусматривала возможности осмысленного военнооперативного управления всеми действовавшими на оккупированной территории партизанскими формированиями.
В ведомственных рамках не было возможности координировать деятельность партизан, затруднялось финансирование развертывания партизанской борьбы.[238] Даже партизанские и диверсионные отряды ОМСБОН периодически сидели на «голодном пайке». «Серьезная трудность, которую приходилось преодолевать ОМСБОНу в течение всех лет войны, заключалась в том, что материально-техническое обеспечение бригады далеко не соответствовало масштабам и значимости стоящих перед нею задач, — рассказывал чекист С. С. Бельченко, впоследствии — заместитель начальника ЦШПД. — Острая нужда испытывалась прежде всего в автоматах, минах различных образцов, взрывчатке. А ведь ОМСБОНу приходилось выделять из своих скудных резервов мины и взрывчатку для местных партизан и подпольщиков».[239] Нередкими оказывались случаи, когда партизанские отряды, выходившие в расположение советских войск, передавались чекистами военному командованию «ввиду невозможности их обмундирования и снабжения» [240] — тогда имевшие бесценный опыт боевой деятельности во вражеском тылу кадры гибли в «правильном» бою.
До тех пор, пока отряды, починенные органам госбезопасности, преобладали в партизанском движении, эти проблемы не принимали острого характера.
Вклад, сделанный советскими органами госбезопасности в развитие партизанского движения, вне всякого сомнения, крайне велик. Чекисты принимали участие в организации значительного количества партизанских отрядов и групп, сумели обеспечить некоторое руководство боевыми действиями этих формирований во вражеском тылу (что для первого года войны было крайне редким явлением). Наконец, руководству НКВД удалось создать достаточно стройную ведомственную систему, отвечавшую за проведение «зафронтовой» работы, систему, оказавшуюся гораздо более эффективной, чем аналогичные структуры партийных и советских властей, военной разведки или армейских политорганов.
Вместе с тем, на наш взгляд, неправомерно рассматривать роль, сыгранную органами НКВД в развертывании партизанского движения, как «ключевую».[241] Повторяем, это роль была крайне велика, однако как ключевую ее можно было рассматривать лишь если бы не существовало структур, занимавшихся организацией и руководством партизанских формирований и сравнимых с ведомственной структурой НКВД. Однако подобные структуры — пусть даже и менее эффективные — существовали.
Одной из таких структур были диверсионные органы военной разведки, которые также претерпели изменения зимой 1942 г. 16 февраля Разведуправление Генштаба было реорганизовано в Главное разведывательное управление ГШ; при этом 5-й (диверсионный) отдел вошел в состав 1-го Управления, занимавшегося агентурной разведкой.[242] Таким образом, уже не предполагалось, что военная разведка станет заниматься организацией партизанского движения; диверсионная деятельность оказывалась совмещенной с агентурной работой — подход, который критиковался еще в 20–30-х гг.[243] Вместе с тем приходится признать, что именно этот подход получил во время войны наибольшее распространение; фактически приказ наркома обороны лишь зафиксировал статус-кво.
Более того, в самом 5-м отделе все более ориентировались на ведение разведки и все менее на диверсии. И. Н. Черный (Банов), направленный весной 1942 г. в партизанский отряд Г. М. Линькова заместителем по разведке, вспоминает слова нового начальника отдела полковника Н. К. Патрахальцева (сменившего на этом посту раненого Мамсурова): «Тебе сразу же придется столкнуться с рядом трудностей… Опыт показывает, что партизаны предпочитают взрывать эшелоны, а не вести разведку… Надо перестроить всю работу линьковского отряда. Главной задачей отряда должен стать сбор данных о противнике».[244]
В то же время на уровне разведотделов фронтовых и армейских штабов диверсионная работа велась преимущественно в прифронтовой полосе, в тактических интересах советских войск. О работе в глубоких тылах противника, где с наибольшим успехом действовали уцелевшие зимой 1941–1942 гг. партизанские отряды, речь не шла.
Зимой 1941/42 г. выяснилось, что наладить эффективное взаимодействие между сложившимися ведомственными системами управления партизанским движением невозможно ввиду слишком большого количества «игроков» и их полной независимости друг от друга. Выявились также две тенденции дальнейшего развития систем управления партизанским движением.
Центробежная тенденция проявилась, в частности, в стремлении Главупрформа РККА создать собственные структуры «зафронтовой» деятельности; на практике это означало дальнейшее разрастание дублирующих друг друга партизанских управленческих структур, вело к неразберихе и понижению эффективности партизанской борьбы.
Центростремительная тенденция главным образом проявилась в усилиях Военных советов фронтов, стремившихся наладить взаимодействие между ведомственными структурами. Эти усилия увенчались успехом лишь на Ленинградском фронте, где был создан централизованный Ленинградский штаб партизанского движения — прообраз будущей централизованной системы управления партизанским движением.
Ситуация усугублялась тем, что на оккупированной территории партизанские отряды возникали не только при поддержке с «Большой земли»; нацистская политика геноцида против «низших рас» порождала народное партизанское движение. Уже к весне 1942 г. соотношения партизанских отрядов НКВД и местных партизанских отрядов серьезно изменилось. Как только сошел снег, в леса стали уходить перезимовавшие в селах «окруженцы» и местные жители, недовольные оккупационным режимом. Число партизанских отрядов росло взрывообразно.
Руководство партизанами необходимо было выводить на принципиально новый уровень; то, что НКВД не могло полностью охватить все партизанское движение на оккупированной территории, стало очевидно. «Необходимость совершенствования военно-оперативного руководства партизанским движением, — вспоминал Бельченко, — назревала все острее».[245]
Весна 1942 г. стала одним из наиболее значительных периодов в развитии советского партизанского движения. Рост числа партизанских формирований, увеличение количества людей, вовлеченных в партизанскую борьбу, позволяли превратить борьбу в тылу врага из фактора тактического значения, как это было ранее, в подлинный «второй фронт», влияющий на оперативные тылы германских войск и, следовательно, на ход войны.
Однако достичь этого было возможно только при создании соответствующих управленческих структур. Существующие ведомственные системы управления партизанским движением не могли взять на себя выполнение этих функций по причине ограниченности сфер своей деятельности и наличия
