нужно подкрепиться.
— Пустое! Я уже выпил ложку эликсира часа два назад.
— Ошибаетесь, учитель, это было в шесть утра.
— Вот именно! А который теперь час?
— Скоро половина третьего пополудни.
— Боже мой! — сложив руки на груди, вскричал ученый. — Еще один день позади, целый день потерян! Так дни стали короче? В сутках уже не двадцать четыре часа?
— Раз вы не хотите поесть, учитель, то поспите хоть немного.
— Ну что ж, я, пожалуй, посплю часа два. Но уж через два часа — заметьте время, — через два часа вы меня разбудите.
— Обещаю.
— Видите ли, в чем дело, Ашарат: когда я засыпаю, — ласково проговорил старик, — я боюсь, что это уже навсегда. Так вы разбудите меня, не так ли? Не обещайте, лучше поклянитесь.
— Клянусь, учитель.
— Через два часа?
— Через два часа.
В это мгновение послышался топот пущенной в галоп лошади. Раздался чей-то крик, выражавший беспокойство и вместе с тем удивление.
— Что бы это значило? — распахнув дверь, вскричал путешественник; он спрыгнул на землю, не обращая внимания на подножку.
III
ЛОРЕНЦА ФЕЛИЧИАНИ
Пока путешественник и ученый беседовали, сидя в карете, снаружи произошло следующее.
Как мы уже сказали, когда удар молнии угодил в лошадей, ехавших впереди, поднял на дыбы тех, что были сзади, дама, находившаяся в кабриолете, потеряла сознание.
Она оставалась несколько минут без чувств, затем мало-помалу пришла в себя, так как причиной обморока был лишь страх.
— О Боже, — вымолвила она, — неужели все покинули меня и никто не сжалится надо мной?
— Сударыня, — послышался робкий голос. — Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?
Услышав эти слова, которые, как ей показалось, кто-то произнес совсем рядом, молодая женщина встрепенулась и, просунув голову и руки сквозь кожаные занавеси кабриолета, оказалась лицом к лицу с молодым человеком, стоявшим на подножке.
— Это вы сейчас говорили, сударь? — спросила она.
— Да, сударыня, — отвечал молодой человек.
— Вы предлагаете мне помощь?
— Да.
— Скажите сначала, что здесь произошло?
— Случилось вот что, сударыня: молния почти угодила в карету, разорвав постромки лошадей, ехавших впереди. Оки унесли с собой форейтора.
Женщина огляделась, ее лицо выражало сильное беспокойство.
— А… тот, кто правил лошадьми, ехавшими сзади, где он? — спросила она.
— Только что поднялся в карету, сударыня.
— С ним ничего не случилось?
— Ничего.
— Вы в этом уверены?
— Во всяком случае, когда он спешился, то был жив и здоров.
— Слава Богу!
Женщина облегченно вдохнула.
— А вы где были, сударь, как вы оказались рядом так кстати и предлагаете мне помощь?
— Сударыня! Меня захватила гроза, когда я гулял в этом мрачном месте; это не что иное, как вход в каменоломню. Вдруг я увидел, что из-за поворота показалась карета. Сначала я подумал, что лошади понесли, но потом понял, что ими управляет крепкая рука. Неожиданно со страшным треском полыхнула молния; я даже подумал, что она угодила в меня и мне пришел конец. Все, что я рассказываю, было как во сне.
— Так, значит, вы не уверены в том, что человек, который правил лошадьми, сейчас в экипаже?
— Напротив, сударыня. Я пришел в себя и видел ясно, как он туда поднялся.
— Не могли бы вы убедиться в том, что он все еще там?
— То есть как?
— А вот как. Если он в карете, вы услышите два голоса.
Молодой человек спрыгнул с подножки, подошел к стенке фургона и прислушался.
— Да, сударыня, — вернувшись, сообщил молодой человек, — он там.
Молодая женщина кивнула, словно желая сказать: «Хорошо!» — и несколько минут просидела неподвижно в глубоком раздумье, опустив голову на руку.
Тем временем молодой человек успел разглядеть ее.
Это была молодая женщина лет двадцати трех-двадцати четырех. Лицо у нее было смуглое, но того матового оттенка, который бывает ярче и красивее розового и румяного лица.
Прекрасные голубые глаза, устремленные ввысь в немом вопросе, сияли, словно звезды. Темные волосы были ненапудрены; вопреки тогдашней моде, они ниспадали черными как смоль завитками на смуглую шею.
Будто решившись на что-то, она спросила:
— Сударь, где мы находимся?
— Это дорога, ведущая из Страсбура в Париж.
— А какое место дороги?
— Мы в двух льё от Пьерфита.
— Что такое Пьерфит?
— Городок.
— А что за ним?
— Бар-ле-Дюк.
— Это название города?
— Да, сударыня.
— Большой это город?
— Кажется, четыре или пять тысяч жителей.
— А нет ли здесь проселочной дороги, которая вела бы прямо к Бар-ле-Дюку?
— Нет, сударыня, во всяком случае, я о такой не слыхал.
— Peccato[3], — прошептала она, скрываясь в кабриолете.
Молодой человек выждал некоторое время, чтобы убедиться, не хочет ли она еще о чем-нибудь спросить. Она молчала, и он собрался уйти.
Это его движение, по-видимому, вывело ее из состояния задумчивости: она снова выглянула из кабриолета.
— Сударь! — позвала она.
Молодой человек обернулся.
— Я слушаю, — приближаясь, сказал он.
— Вы позволите еще один вопрос?
— Пожалуйста.
— К задку кареты был привязан конь, не так ли?
