— Какое письмо? — заинтересовался кардинал, приблизившись к Бальзамо.
— Ближе, господин кардинал, еще ближе. Я не хотел бы громко говорить, дабы не скомпрометировать вас.
Кардинал вплотную приблизился к Бальзамо.
— О каком письме вы говорите? — прошептал он.
— Вы хорошо знаете, о каком.
— И все-таки скажите!
— Я имею в виду письмо, которое вы отправили из Вены в Париж с целью помешать женитьбе дофина.
Прелат не смог скрыть своего ужаса.
— И это письмо?.. — пролепетал он.
— Я знаю его наизусть.
— Так господин де Бретейль меня предал?
— Почему вы так решили?
— Потому что, когда вопрос о женитьбе дофина был решен, я попросил его вернуть мне письмо.
— А он вам сказал?..
— …что сжег его.
— Он не посмел вам признаться в том, что письмо потеряно.
— Потеряно?
— Да. Одним словом, если письмо потеряно, то, как вы понимаете, оно могло и найтись.
— То есть письмо, которое я написал господину де Бретейлю…
— Да.
— То самое, о котором он сказал, что сжег его?..
— Да.
— И которое он потерял?..
— Я его нашел. Господи, да случайно, конечно, проходя через мраморный двор в Версале!
— И вы не вернули его господину де Бретейлю?
— От этого я воздержался.
— Почему?
— Будучи колдуном, я знал, что вы, ваше высокопреосвященство, которому я желаю добра, смертельно меня ненавидите. Вы понимаете: если безоружный человек, идя через лес, ожидает нападения и находит на опушке заряженный пистолет…
— То что же?
— …то этот человек — просто глупец, если выпустит пистолет из рук.
У кардинала помутилось в глазах, он схватился за подоконник. Но после минутного замешательства, во время которого граф пожирал глазами его изменившееся лицо, он сказал:
— Пусть так. Однако не ждите, что принц, урожденный Роган, спасует перед угрозами шарлатана. Это письмо было потеряно — вы его нашли. Пусть оно попадет в руки к дофине. Пусть моя политическая деятельность будет окончена. Но я и после этого останусь королевским верноподданным и надежным посланником. Я скажу, что это правда, что я считал этот альянс пагубным для интересов моей страны, и пусть моя страна меня защищает или наказывает.
— А если найдется человек, — заметил граф, — который станет утверждать, что посланник — молодой, красивый, галантный, ни в чем не сомневающийся, с его именем и титулом — говорил все это отнюдь не потому, что считал альянс с австрийской эрцгерцогиней пагубным для интересов Франции, а потому, что, благосклонно принятый эрцгерцогиней Марией Антуанеттой, честолюбивый посланник оказался настолько тщеславен, что увидел в этой благосклонности нечто большее, чем простую любезность? Что тогда ответит верноподданный, что на это скажет надежный посланник?
— Он станет это отрицать, потому что нет никаких доказательств существования того, о чем вы говорите.
— Вот в этом вы ошибаетесь; остается еще охлаждение к вам дофины.
Кардинал колебался.
— Послушайте, ваше высокопреосвященство, — продолжал граф, — вместо того чтобы ссориться, а это уже произошло бы, если бы я не был осмотрительнее вас, давайте останемся добрыми друзьями.
— Добрыми друзьями?
— А почему бы нет? Добрые друзья — это те, кто готовы оказать нам услугу.
— Разве я когда-нибудь просил вас об этом?
— Это ваша ошибка, ведь за те два дня, что вы уже в Париже…
— Я?
— Да, вы. Господи, ну зачем вы пытаетесь от меня это скрывать? Ведь я колдун. Вы оставили принцессу в Суасоне, примчались на почтовых в Париж через Виллер-Котре и Даммартен, то есть кратчайшим путем, и поспешили к своим добрым парижским друзьям за услугами, в которых они вам отказали. После этого в полном отчаянии вы отправились на почтовых в Компьень, но и там вас ждала неудача.
Кардинал казался совершенно подавленным.
— Какого рода услуги я мог бы ожидать от вас, — спросил он, — если бы к вам обратился?
— Те услуги, которые можно получить от человека, умеющего делать золото.
— Какое отношение это может иметь ко мне?
— Черт побери! Когда человек должен срочно уплатить пятьсот тысяч франков в сорок восемь часов… Я точно назвал сумму?
— Да, точно.
— И вы спрашиваете, зачем вам друг, который умеет делать золото? Это все-таки имеет значение, если пятьсот тысяч франков, которые вы ни у кого не смогли взять в долг, можно взять у него.
— Где именно? — спросил кардинал.
— Улица Сен-Клод в Маре.
— Как я узнаю дом?
— На двери бронзовый молоток в виде головы грифона.
— Когда можно явиться?
— Послезавтра, ваше высокопреосвященство, в шесть часов пополудни, пожалуйте, а потом…
— Потом?
— В любое время, когда вам заблагорассудится. Смотрите, мы вовремя обо всем уговорились: принцесса закончила молитву.
Кардинал был побежден, он не пытался более сопротивляться и подошел к принцессе.
— Ваше высочество! — обратился он к ней. — Я вынужден признать, что его сиятельство граф де Феникс оказался совершенно прав: представленное им свидетельство подлинное; кроме того, меня полностью удовлетворили его объяснения.
Граф поклонился.
— Каковы будут приказания вашего высочества? — спросил он.
— Я еще раз хочу поговорить с этой дамой.
Граф в другой раз поклонился в знак согласия.
— По своей ли воле вы покидаете Сен-Дени, куда пришли, чтобы попросить у меня убежища?
— Ее высочество спрашивает, — с живостью подхватил Бальзамо, — по своей ли воле вы покидаете монастырь Сен-Дени, куда пришли просить убежища? Отвечайте, Лоренца!
— Да, — промолвила молодая женщина, — такова моя воля.
— Для того, чтобы последовать за своим супругом, графом де Фениксом?
— Для того, чтобы последовать за мной? — повторил граф.
— О да, — отвечала молодая женщина.
— В таком случае, — сказала принцесса, — я вас не задерживаю, потому что это было бы насилие над чувствами. Но во всем этом есть нечто из ряда вон выходящее. Однако наказание Господне обрушится на того, кто в угоду своей выгоде или личным интересам нарушил бы гармонию природы. Идите, граф;
