Голоса Серебряного века. Поэт о поэтах

От его наблюдательности не ускользнула деталь:

«Мехом вверх, наизнанку
Свален ворох одежд».
«Три корзины сирени.
Ледяной цикламен».

Преувеличенное «я» символистов было свергнуто массовостью революционного напора. В центре поэзии находились личные переживанья автора, его настроения. Андрей Белый остро почувствовал несвоевременное несоответствие «я» и «мы», он предлагал почти изъять первое лицо из текста, заменяя его глаголом неопределенной формы. «Я» Пастернака храбро, деловито, беспретенциозно.

«Я придумаю кличку иную»^[406].

«Я льнул когда-то к беднякам»^[407].

«Я тоже, как на скверном снимке,
Совсем неотличим ему»^[408].

Перелистываешь страницы его сборника и «я» находишь наскоро. Часто оно произносится более чем без прикрас:

«Я, наверно, неправ, я ошибся»^[409].

«Я чинил карандаш
И шутил с ним неуклюже»^[410].

Он чуть не говорит о себе: «Растрепа». Чуть ли не Иванушка-дурачок проглядывает за изгородью, который легко превратится в Ивана-царевича, побеждающего дракона.

Если говорить о форме стихов Б. П., придется сказать, что она однообразна, т. е. внешне однообразна, — преимущественно четверостишия с перекрестной рифмой. Самая простая и самая используемая-строфика. Ставить ли это в минус, в упрек. Думаю, нет. Его четверостишия так насыщены, рифма обновляюще-неожиданна, сообщения так буйны, что тут уже не требуется виртуозной ловкости в расстановке строк. Стихи вырываются, как комья, выбрасываемые стремниной.

Если при обзоре творчества, даже таком относительном, полагается говорить о недостатках, то они есть. Есть досадности, которые действительно портят поэтичность целого. Сюда относятся: неясность мысли, сшиб основной темы, неточный (лохматый) образ, вульгарноватость выражений, длинноты, расплывчивость. Несвежо, нарочито звучат, к сожалению, евангельские темы.

Наивный шаблон:

«И великой артистке
Шлет горячий привет».

Плоскостно, как надпись на фотокарточке: «На добрую память».

Много случаев стыка («К кровати»)^[411].

Неточный образ:

«Стог принимает на закате
Вид постоялого двора»^[412].

Или еще:

«Не плачь, не морщь опухших губ,
Не собирай их в складки.
Разбередишь присохший струп
Весенней лихорадки»^[413].

Вызывает иронию нянькина-мамкина забота о прыще девушки, которую он бросает.

Можно, во всяком случае, говорить о художественной недодержке, недоработке стихов Б. П. Недостатки имеют своё психологическое оправдание: автор спешил, он бежал, на него обрушивался шквал впечатлений. Досада все же остается.

Марина Цветаева и Есенин кричали от боли, это было стержнем их поэзии.

У М. Цветаевой тяжелое, дымное душевное пламя «хлыста и изувера», рискованное увлеченье жить — «всё наоборот», бурная эротика, настоенная на несовпадениях. У Есенина и «Русь уходящая»^[414], и «Русь советская» ^[415], и «Москва кабацкая»^[416], и «Задрав штаны, бежать за комсомолом». В сущности, одно и то же — великая душевная неустроенность.

«Стыдно мне, что я в Бога верил.
Горько мне, что не верю теперь»^[417].

Не за что держаться. Бесшабашная удаль, любовь к родине, но оторванная от жизни.

М. Цветаева заигралась на теме нечистой силы. Таков ее «Молодец»^[418], «Крысолов»^[419], Маринка-морока — ее героиня ^[420]. «Царь Давид»^[421] — сюсюкающее сладострастие. Всё это могло быть интересно, как опыт, дерзание, но в наше время, время ополчения темных сил, распространившихся по всему земному шару, кокетство с дьявольщиной дважды порочно. Человеческий гений направлен на производство средств массового истребленья. Женщина, как хранительница границ, обесценена, моральные ценности существуют, как попутные рекламы, слова выветрились, правда играет смешную роль дрожащего овечьего хвостика, подвиг легко вменяется в преступленье, преступленье не