Голоса Серебряного века. Поэт о поэтах

Ручей и свеча.
Что трогательней заботливости —
Не о родных, не о доме,
О призраках, об умерших,
О каждой истоме.
Какой надменной
Ты ищешь власти?
Жив человек
В несчастье и страсти.
Стой на страже
Одинокости каждой
Тревожной.
И не буди лих
К маломожным.

X Како врачеватися от скорбей

У воды — только грудь,
У ветров — только дуть,
У зари — только зоркое око.
Грустить ли о «только» поэту,
О воле к нежности?
Чти Алексея Толстого
Лиризм распущенных кос.
Обычай его — измерять
Звучанье образа сном.
Призрак его девичий
В случайной и шумной толпе —
Благоуханные очи
На тонком стебельке.
Чти Алексея Кольцова —
Глубокого, ясного Спаса,
Против мирской тревоги
Благодатных щедрот запасы;
Пушкина холмов Грузии
Высочайшую человечность,
Легкую грусть, как птицу,
Беспечную щедрость.
Вечеров поразительна занимательность:
Единственной силы «Мертвые души».
Дорожи в гениальном Гоголе
Уродством лебедя на суше.
Прими Лермонтова «Демона»,
Как божественный остров певучего
                                                                 мира,
Как можно быть прекрасным,
Вырвавшись из обычной меры.
Розу на мраморе Гумилева,
Стихов благородную твердь,
Его прекрасные губы
И мученическую смерть.
Блок из стихов вытек
В укоризненный нежный взор,
Если не жутко — отрадно
Знать Ангела Озер.
Вот чарование
Кудес и мечтание
С миром наедине,
Звездочетье и Семикрыл —
Сердцу милые звезды,
Дрожащие в черной воде.

«Желанье лета» (1924–1932)

ПУШКИНЫ

Такое не лето
с железной струей
Отчаянья зимнего
ровной невзрачностью!
Такое неженское,
Полосой дождливой
Без возрастной мрачности…
Как будто тоннелями
поезд идет,
Подавленными ландшафтами,
Свой скорый
круговорот
Завершая
ночными шахтами.
Сбегает июнь,
Прикоснувшись к земле
Сплошнейшею неудачею,