У пробоины в борту нас ожидали два типа в дождевиках и лыжных масках с вырезанными глазницами. Один из них подался ко мне.
- Здесь принимают на работу? - спросил он тихо.
- А наша работа завершена, - отозвалась моя послушница.
Подавшийся тип стащил с головы маску и горячо пожал мою ладонь двумя своими.
- Добрый вечер, товарищ епископ, - радушно произнес он, ставши сразу Пугачевым.
- Кто такой мудацкий пароль сочинил? - поинтересовался я у краеведа.
- Да ты же и сочинил, - буркнула Вьюн.
- Это меняет. Примите мои соболезнования, Виктор Сергеевич. Владимира жаль. Умница, и вдруг на тебе мрачный выбор.
- Может, в здание войдем? - перебил меня каким-то заложенным голосом тип, все еще скрытый под маской. - У меня гланды, милостивый государь. Я не намерен и далее мокнуть.
- Разумеется, - я отдернул в сторону брезентовую портьеру, тем приглашая в трюм заговорщиков, отнесенных уже мной к романтическому горячему подвиду.
Судя по хлюпанью, уровень жидкости в трюме после наводнения заметно снизился.
- Жив кто? – крикнул я, и гулкое эхо, отскочивши от внутренней обшивки, докатилось до Германа. После минутной темноты сверху к нам поплыл огонек. Спустившись по трапу, татарский шкипер, более смахивающий на шотландского пастуха в клетчатом пледе и с волосатыми ногами, обмахал нас точно кадилом своей керосиновой лампою.
- Самогона нет, - предупредил он меня угрюмо. - Час как брагу поставил.
- Слава тебе Господи, - по столь незначительному поводу я, сознаюсь, перекрестился. - Кипяток имеем? У товарища, который не счел нужным себя назвать, гланды вздулись.
- Кипяток имеем.
- Щекотливый, - с опозданием прогнусавил спутник Виктора Сергеевича.
- Это вы обо мне? - я обернулся к простуженному типу.
- Это фамилия. Щекотливый.
В пробоину сунулась сразу группа заговорщиков.
- Здесь принимают на работу? - забубнили вразброд подошедшие активисты.
- Утром возьмем, - обогнал меня ко всему привычный шкипер. - В трюме сухая уборка, гальюн забился пробить. Ведро первача за всю канитель.
- А наша работы завершена, - поспешил я успокоить подполье.
- Да хрен там, - продолжил гнуть свое татарин вопреки распространенному отзыву. - Пробоину зашьете, еще три ведра.
- На каждого? - оживились вопреки моим опасениям бойкие активисты.
- Раскатали губу, - татарин Глухих сплюнул под ноги и, судя по звуку, не промахнулся. - Четыре ведра за всю канитель.
- Пять, - вылез вперед какой-то вихрастый подпольщик.
Торговля затягивалась, и я решительно вмешался.
- Товарищи зеленые, прошу на маевку. Продолжим здесь волам хвосты крутить, жандармы нагрянут. Герман, проводи нас, где у тебя сухо, и мебель пока расставлена.
- На камбуз? Там кипяток бесплатный.
- Заманчиво. Сколько еще решительных и смелых должно подойти, Виктор Сергеевич?
- Все активное сопротивления уже собралось.
Я насчитал девятерых.
- Не густо. А нет у вас в резерве пассивного сопротивления?
Пугачев смущенно покосился на Щекотливого спутника.
- Вы как будто иронически настроены, епископ, - просипел Щекотливый, судя по всему, лидер зеленой партии. - Между тем, это вы желали с нами соединиться.
- Желал, - подтвердил я серьезность моих намерений. - И, поверьте, соединюсь. Без вас или с вами. Но прежде всего я желал быть услышанным, сударь. Потом вы примете взвешенное решение. А пока оставьте кого-нибудь снаружи.
- Я не хочу рисковать своими людьми, - возразил Щекотливый.
- Тогда оставьте кого-нибудь снаружи.
Лидер, помедливши, кивнул сутулому заговорщику в желтом пуховике.
- Я могу его проинструктировать?
Лидер, помедлив, отвернулся.
- Вы спасли от казни товарища Пугачева, епископ. Мы вам доверяем.
Медлил показательно. О себе говорил во множественном числе. «Самооценка завышена» - без труда составил я его психологический фас.
- Откуда просочилось?
- У нас контрразведчик.
- Герман, сделай милость, проводи сопротивление на камбуз и завари ему кипятку.
- Ходи за мной, подполье, - Глухих поднял керосиновый факел и двинулся через лужу кают-компании к трапу. - Ступени скользкие. Хватай перила, кому шею лень свернуть.
Отряд вереницей поплелся вверх по трапу за шкипером. «У зеленых собственный контрразведчик, - подумал я, взявши за локоть сутулого активиста, и покидая с ним буксир. - У хлыстов николаевских собственный контрразведчик. Похоже, здесь у всех свой контрразведчик. У меня только сплошной разведчик, и тот больше племянницей Щукина озабочен, чем сбором информации».
- Ты, братишка, в оба смотри, - наставил я, закуривши под моросящим дождем ростовскую сигарету, зеленого пуховика. - Если хоккеистов заметишь или славянский патруль, ори как зарезанный. Вику-Смерть заметишь, ори еще громче. Умеешь орать как зарезанный?
- Можем, - отозвался, помедлив, сутулый романтик. - Меня супруга пырнула в боковину. Она у меня ревнивая супруга. Влюбилась крепко. Но ревнивая.
- Хорошо. Отстоишь минут пятнадцать. Если враг не нагрянет, возвращайся. Камбуз найдешь?
- Найдем.
Медлит, но слабо. Говорит о себе во множественном числе. Но сбивается. «Подражание и заниженная самооценка», - составил я его психологический фас.
- Хорошо. Действуйте по инструкции, товарищ.
Я бросил курить и пошел на соединение с горячим подпольем. Сердобольный кочевник заварил зеленым товарищам зеленого чаю, каждому выдал отдельную кружку, рассадил вокруг разделочного стола, и, словом, проявил гостеприимство. «Интересно, что бы он белым заварил», - подумал я как-то рассеянно. Романтики молча дули на кипяток и поглядывали на своего лидера, который устроился между Пугачевым и вихрастым. Скромность вождя. Моя послушница сидела на полу за плитой отдельно. Глухих покинул гостей, оставивши для видимости керосиновый светильник. Взвесив на глаз обстановку, я шагнул из тесного коридора в камбуз и занял во главе металлическую вакансию.
- А что значат эти «К» на погонах?
Вихрастый подпольщик, оказавшийся ко мне ближе прочих, тронул пальцем знак моего различия.
- Это значит «крутой». Дважды, - пояснила Вьюн, ухвативши резко его запястье и вывернув согласно технике болевых приемов. - Подойдешь к епископу ближе, чем на шаг, в носу ковырять будет нечем.
Она возникла за его спиною, быстрая как язык хамелеона.
- Руку же сломаешь, - застонал шибко любознательный активист.
- В общем, близко к тексту, - отпустила его послушница.
Баюкая запястье, он перебрался от меня шагов на восемь. Перебрался бы и на девять, но стена камбуза не дозволила.
- Так что же с Володей произошло, Виктор Сергеевич? Полагаете, срыв?
Владимир Свеча, наложивший на себя руки добровольно, так и не уместился в моем сознании. Директор-нудист как будто побледнел даже при слабом керосиновом свете. Горячий романтик Щекотливый с визгом отодвинул от себя жестяную кружку по цинковой разделочной поверхности.
- Владимир в прошлом. Мы же нарушили правила конспирации ради будущего.
