Стрекоза второго шанса

людях в третьем лице в стиле: «На губах у Фреды заблудилась усмешка» или «По длинному лицу Дани пробежала короткая дрожь». Вот и теперь Рина не удержалась и ляпнула:

– Суповна со свойственной ей деликатностью осведомилась у юных шныров, не известна ли им причина трагической кончины ее любимой салатницы.

Случайно она сделала это слишком громко. Суповна повернулась к ней всем своим гренадерским корпусом. Сложно сказать, что у нее сработало в сознании. Хлипкий столик рухнул, сбитый мощным бедром.

– ТЫ, ЧТО ЛИ, САЛАТНИЦУ УХАЙДОКАЛА?

На укороченной нерпи вспыхнул сокол. Рина покорно ожидала смерти. Она как-то сразу забыла, что героиншам полагается быть героическими. Но тут откуда-то выскочил Сашка.

– Я! Я! Я! – поспешно крикнул он.

Суповна остановилась. Ее рукав дымился от контакта с раскаленным соколом.

– Чего ты? – не поняла она.

– Я разбил!

– Кого?

– Ну… эту… салатницу.

Суповна зловеще прищурилась.

– Ага… Вот оно как… Сознаешься, значить, чтобы скидка вышла?

– Да! – вскидывая голову, выпалил Сашка.

– Эге… И как она выглядела?

Сашка напрягся.

– Ну такая… с салатом…

– А зачем ты ее разбил?

– Да так, прикольно. Взял да и грохнул! – ляпнул Сашка, не забывая стоять между Риной и Суповной.

Рина зажмурилась, ожидая членовредительства. Однако Суповна убивать Сашку не стала, а выдохнула громкое «ха!», как лесоруб, разваливающий колуном колоду.

– Какой, к гарпиям свинячим, салат? Врать сперва научись, жених недоделанный! Ишь ты, прикольно ему! – неожиданно спокойно передразнила она, и, тяжело повернувшись, вперевалку ушла на кухню.

– Я в нее муку пересыпала! – сказала она уже в дверях. Рина благодарно стиснула «недоделанному жениху» запястье.

Дверь столовой распахнулась. Появилась Кавалерия. Она задыхалась. На щеках полыхали пятна румянца. Кажется, ей пришлось долго бежать или подниматься. Подлетела к преподавательскому столику и о чем-то негромко сказала Кузепычу и Меркурию. Меркурий остался сидеть, только откинулся немного назад. Кузепыч же вскочил. Татуированный кулак сам собой стиснулся, синие буквы вспыхнули, проступили, и теперь всякий сомневающийся мог узреть, что это именно КУЛАК, а не что-нибудь там.

– Господа! О чем они говорят? У кого русалка заряжена? – прошептал Даня.

Кирюша засуетился, закатывая рукав.

– …там же, где был при Гае. Взяли, но не успели вынести! – зазвенел из русалки раздробленный магией голос Кавалерии. – Меня больше волнует, кто и как мог в него проникнуть… перекрыть все выходы из ШНыра! Если ведьмари соберут стрекозу…  – Кавалерия замолчала и повернулась.

Замешкавшийся Кирюша спрятал сияющую русалкой нерпь под столом. Кавалерия вытянула руку и, несмотря на то, что их разделяло метров пятнадцать, Кирюша ощутил тычок в лоб. Это было предупреждение, причем очень внятное.

Кроме их столика, никто больше не подслушал разговор Кавалерии с Меркурием и Кузепычем. Да и вообще мало кто понял, что стряслось нечто из ряда вон выходящее. Завтрак продолжался. Ложки стучали о тарелки. Влад Ганич орал дурным голосом, обнаружив, что проглотил с компотом яблочного червяка из сухофруктов. Его успокаивали, убеждая, что дохлые червяки не кусаются и вообще они стерильнее мух.

Рина с Сашкой наблюдали за Кавалерией. Они видели, что она ненадолго подошла к Улу и Яре и что-то шепнула им, после чего Ул и Яра стали обходить столики, будто невзначай оглядывая сидящих.

«Проверяют, кого нет», – сообразила Рина.

За их столиком были все. Ну, или почти все. Выскользнувший из-за колонны Макар тревожно озирался и отряхивал испачканную чем-то белым куртку.

– «Макар злодейски ухмыльнулся», – сказала Рина и тотчас шепотом спросила: – Хлеб, что ли, воровал?

Макар тревожно зыркнул на нее.

– Ну… ча… типа того…

– И салатницу ты кокнул?

– Салатницу? – Макар оглянулся на свое белое плечо и понял, что отпираться бесполезно. – А, ну да! Хотел две буханки свистнуть по-культурному, а тут эта дрянь на краю стоит!.. Ша! Достали уже, скупердяи! Все у них расписано! Скоро будем гулять! – и он отчаянно махнул рукой.

* * *

Вскоре после завтрака Кавалерия собрала весь ШНыр в БША – Большой Шныровской Аудитории. Аудитория была во многих отношениях уникальной. Долгие годы Кузепыч и Кавалерия с большой любовью собирали ее с миру по нитке и с бору по сосенке. Первые четыре ряда кресел до ремонта стояли в девятипоточной аудитории первого гуманитарного корпуса МГУ, с пятого по восьмой – в малом зале консерватории, а мягкие, из особого какого-то тяжелого дерева, кресла – вообще переехали сюда из бельэтажа Большого театра. Однако сейчас стульями никто не любовался и экскурсий по аудитории не проводил. Тревожный настрой Кавалерии передался всем. Преподаватели остались внизу, у доски, на которой виднелись высохшие разводы, повторявшие стертую надпись: «С НоВыМ ГоДоМ, ШНыр! »

В последний раз они собирались здесь все вместе в начале января. Заглянув под стул, Сашка извлек пачку недопитого сока и понимающе ухмыльнулся. Дежурные не особо усердствовали: тут не пегасня. За плохую уборку БША из ШНыра не выкинут. Максимум схлопочешь пару десятков отжиманий.

– Из шныровского сейфа похищена часть живой закладки с крыльями стрекозы. Если ведьмари соберут всю закладку, это изменит ход истории! – глядя поверх очков, сказала Кавалерия. За ее спиной со скрещенными руками стоял Кузепыч и, шевеля бровями-щеточками, сурово смотрел, как по столу первого ряда ползет отчаянный чокнутый жучок.

Шныры загудели, медленно осмысливая информацию. Интересный момент: сто человек всегда глупее одного. То, что один человек поймет за три секунды, он же в составе толпы сообразит не меньше, чем за минуту-две. А то и вообще никогда не сообразит. Лара удивленно сморщила носик.

– А! – сказала она. – Ну да!

По природности своей Лара любила мыслить простыми ясными звуками. Мысли у нее были такие: «А!», «О!», «Уй!», «Э!», «Уди!» и другие подобные.

– Что «ну да»? – заинтересовалась Фреда.

– Ну, изменения какие-то! А я-то думала: что-то ужасное!

– А то нет! Все изменится, выйдет твоя мама замуж за другого человека, и ты родишься толстоногой и страшной! – мстительно улыбаясь, прошипела Фреда.

Лара тревожно заморгала. Фреда знала, как ее напугать. Переговаривались они, разумеется, шепотом и на одном из последних рядов.

– Похититель – один из нас! – сурово продолжала Кавалерия. – Закладка была украдена на рассвете, утром территорию ШНыра никто не покидал. В связи с этим мы приняли следующие меры: ограда ШНыра блокирована. Выпускаться из ШНыра будут только ныряльщики, причем не менее чем парой. Никаких походов в Копытово! Никаких поездок в Москву! Мы переходим на осадное положение!

Аудитория недовольно загудела.