— Давайте быстрее, — поторопил Марк, — сейчас будет жарко… Спалит весь Храм, зараза…
И тут же на бугристых стенах оранжевыми пятнами заиграл отсвет огня. Сзади уже бушевало пламя, мгновенно раскаляя воздух. Заржали лошади, но эти звуки утонули в шуме пламени и в яростном вое Гзмарданума.
— Зато согреемся, — заметил Марк, — нас эта тварь уже не достанет, шея коротка. А задержится тут до восхода солнца — обратно пешком топать будет.
— Утром он уже не сможет быть драконом? — уточнила Кей.
— Да, кончилась его власть.
— Вот и хорошо, пусть походит на своих двоих, — съехидничал Сэм, — мало ему еще…
— Не болтай, — коротко ответил Джейк, посмотрел на Сэма и покачал головой.
Коридор плавно свернул, ушел вниз, и оранжевые отсветы остались позади. Немного спустившись, путники оказались около небольшой ниши с низким овальным сводом. Марк остановился, посмотрел на Кей и предложил:
— Давайте отдохнем…
— Ты отдыхай, а мы с Сэмом пройдем вперед, посмотрим, куда ведет этот проход, — медленно проговорил Джейк. В его глазах застыло странное, задумчивое выражение, и Кей вдруг поняла, что в Храме он видел видение, и оно слишком поразило его.
— Ты тоже оставайся, Кей. И коней мы оставим здесь, — добавил Джейк.
Он зажег второй факел и ушел вперед, за ним двинулся Сэм, и вскоре их фигуры скрылись за поворотом, и исчез свет от факела.
Кони фыркали, Папоротник беспокойно метался в темноте, то исчезая, то появляясь в свете единственного огня.
— Лошади нервничают, — сказала Кей, устраиваясь в нише рядом с Марком.
Она села на корточки. Пол, усыпанный какими-то мелкими, колючими осколками камней, совсем не подходил для сидения. Марк, устало закрыв глаза, велел:
— Возьми плащ с седла Мураша и постели на землю. Нам двоим так будет удобнее.
На плаще сидеть было гораздо мягче, но из нижнего коридора тянуло холодом и сыростью, и темнота туннеля казалась чужой и неуютной.
— Дорогуша молодец, — проговорил Марк, не открывая глаз, — ведет себя более-менее спокойно, учитывая, что ее не приучали к подземным туннелям.
— А Мураша приучали?
— Конечно. Всех боевых лошадей приучают к тесным, темным пространствам, так же, как и к зменграхам. Еще жеребятами. Иначе лошадь никуда не будет годна. С пугливым, шарахающимся конем тяжело работать. А Мураша я сам приучал.
Кей промолчала. Марк нащупал руку девушки, сжал ее и сказал чуть тише:
— Джейк еще в лесу фноохов сказал, что Дверь придется закрыть тебе. Я с ним не соглашался. А он оказался прав. Ты — необыкновенная девушка, Кей.
Пальцы Марка крепко и нежно сжали ее ладонь, и Кей почувствовала, как легкая дрожь пробежала у нее по коже. Лицо Марка, осунувшееся, немного печальное, казалось высеченным из бледного мрамора — так мало осталось в нем красок. Он открыл глаза, посмотрел на Кей, и глаза его были темными, как вода озера Ганул.
— Ты знаешь, Кей, — тихо сказал он, — я думал, что нет смысла говорить о любви, когда будущее неизвестно, когда страшная война пожирает земли Суэмы, когда на первом месте стоит миссия избранных. Я думал, что это слишком легкомысленно — говорить о любви в такое время…
Он замолчал, тяжело вдыхая воздух, поморщился, передвигая раненую ногу. Потом сказал с сдавленной страстью, сквозившей в каждом звуке его голоса:
— Но сейчас я понял, что ошибался. Так глупо и бессмысленно. Я понял, что это страшно — потерять тебя и не сказать о своей любви. Я хочу, чтобы ты послушала, Кей, пока у нас есть время, пока мы вместе.
Тоска в его взоре билась тяжелой волной, и от этого предчувствие чего-то неотвратимого вновь зашевелилось в душе Кей.
— Я люблю тебя, — продолжал Марк, — я очень давно люблю тебя. Помнишь тот день, когда я вернулся в Такнаас, и ты пришла в мой дом перевязать мне рану? На тебе были серые брюки и клетчатая рубашка, и ты была такой необыкновенной, такой милой, что я подумал про себя — какая удивительная девочка. Мне захотелось вновь увидеть тебя, поговорить, прикоснуться к тебе, и вечером я пришел к Джейку, надеясь на встречу. И стал приходить каждый день. Ты была молчаливой и загадочной, но твои зеленые глаза говорили лучше всяких слов. И когда ты просто смотрела на меня, я чувствовал, что теряю почву под ногами. Я влюбился еще той осенью, Кей, и уже тогда сходил с ума. Но ведь я был помолвлен, ты теперь знаешь об этом.
Кей слабо кивнула, чувствуя, как дрожат ее пальцы и больно бьется сердце.
— Да, — продолжал Марк, — эта помолвка — одно из самых глупых решений в моей жизни. Я увлекался увеличением своего капитала, в Суэме это проще простого. И я еще удивлялся, почему это среди суэмцев нет миллионеров, это же совсем несложно. Я надеялся стать первым миллионером, глупец. — Он грустно улыбнулся, — Суэма мне показалась страной чудесных возможностей, но самую волшебную возможность я упустил. До сих пор не могу понять, почему мне казалось тогда, что счастье заключено в больших деньгах… Потому я и совершил эту помолвку с Кенаан-Ланой, чтобы увеличить свой капитал, объединившись с ее отцом. Кенаан-Лана казалась мне подходящей невестой, милой, доброй, красивой, богатой. Оставалось только дождаться, когда она вырастет… А после я встретил тебя и потерял голову… Джейк мне тогда устроил хорошую выволочку.
Кей кивнула, тихо сказала:
— Я знаю.
— Ты знаешь?
— Я услышала ваш разговор, случайно…
— Джейк тогда был прав. Мне надо было время, чтобы во всем разобраться. Я перестал приходить в Желтый Дом, но не находил себе место от тоски. А помнишь Зимний бал? Ты казалась тогда очень робкой и неуверенной, но в твоих зеленых глазах было столько чувств, что можно было утонуть. И я чуть не утонул. Тогда я решил петь. Ты помнишь? Я пел: «Длинными ночами я буду думать о тебе, любимая…» Я пел это для тебя, а ты стояла вдалеке, и смотрела трогательно и печально.
Марк привлек Кей к себе и поцеловал в щеку. Девушку обжег холод его бледных губ, но Марк снова заговорил:
— Ты повернулась и ушла в тот вечер. Я еле удержался от того, чтобы броситься вслед за тобой. А Лэстин не удержался… Но ведь он не был помолвлен. На следующее утро я прислал тебе цветы, и стал делать это каждый День Поклонения. Я не мог подписываться под ними, но не дарить тебе эти небольшие подарки тоже не мог. А после появился Гзмарданум, и все изменилось…
Кей вспомнила ярмарку на площади перед Башней Поклонения и сказала:
— Но сначала ты подарил нам с Джейком часы…
— На самом деле тебе. Джейка ни разу не интересовали механические игрушки. А мне хотелось делать тебе подарки, безумно дорогие и много. Мне хотелось прогнать грусть из твоих зеленых глаз, хотелось видеть, как ты смеешься. Иногда я следил за тобой, издалека, кончено, чтобы ты не заметила. Если не дежурил на стенах, то обязательно провожал тебя вечерами, когда ты возвращалась домой из магазинчика. В один из таких вечеров и попал к нам Грэг. И я гордился тобой. Ты так легко отдавала свою любовь ему, словно внутри тебя бил мощный источник. Словно ты родилась и выросла в Суэме, и страсти нашего мира тебя не коснулись. И временами, глядя на тебя и мальчика, я мечтал, чтобы ты родила для меня сына.
Странная боль вновь поднялась в душе Кей. Почему в словах Марка ей слышится обреченность? Почему две слезинки сбежали по ее щекам?
— И я и Джейк догадывались, что в твоем прошлом не все просто и гладко. Джейк так вообще чувствует такие вещи. Но мы знали, что Отец обязательно пошлет покой и умиротворение твоему сердцу, и берегли тебя, как могли. Поэтому, сначала, когда я узнал о Лэстине, у меня руки чесались набить ему морду.
