гости, потом все меняются местами. В общем, вдруг подумал, что недаром актеров не хоронили в освященной земле, что-то в их природе есть лживое. А ведь только вчера, вернувшись из института, вдруг вперился в фильм-спектакль 1952 года «Лес». Это постановка бывшего Ленинградского БДТ. Какой Меркурьев, какой Борисов, какой Толубеев, какова Тимме в роли Гурмыжской! Разве и их нельзя хоронить в освященной земле?
Так вот, о чем звонил Саша Неверов. Начался разговор с того, что надо бы написать страничку в Литгазету о времени Л.И. Брежнева – какой-то юбилей бывшего генсека. Я обещал, а потом в разговоре вышли на так называемых диссидентов. Многих я знаю, но ко всем и к этой проблеме отношусь своеобразно. Не люблю профессиональных борцов за лучшую долю для народа и себя.
А уже в 2 часа звонок от Стояновского. Он позвонил мне на сотовый телефон, наверное, с городского, служебного, позабыв, что только что меня сотовой связи лишили, перестав выдавать карту на тариф стоимостью в 20 у.е. Миша говорил в обычной своей плачуще-сочувственной манере. Как раз сегодня я думал о том, что всё в Литинституте, вся нахлынувшая атмосфера напоминает мне что-то хорошо знакомое: те же тихие, деликатные голоса, та же мягкость, а за ними – жесткий, непоколебимый бюрократический порядок – ничего чужим, утаптываем свое место.
Миша передал мне, что БНТ, Цареву и СП. хочет видеть какой-то инспектор РУБОПа – непременно сегодня. Миша у нас связной по неприятностям. Ничего, чего мне стоило бы бояться, нет. Хотя живем в Шемякиной стране, и недругов у меня – от бывшего председателя комиссии по помилованию до членов Общественной палаты – тьма. Трясешь-трясешь память, но ничего, чем мог бы заинтересоваться РУБОП, не находишь. Представляю, как трухнул наш ректорат, млеющий от любого звонка сверху и пугающийся любой бумажки, которую готов, не читая, принять к исполнению. При этом М.Ю. прекрасно знал, что я сегодня вечером улетаю. Но всё же, вместо того, чтобы отбиться самому, позвонил и спросил, не смогу ли я прибыть к трем часам в институт. В это время я жарил мясной фарш с луком и варил макароны «Мокша», чтобы оставить нахлебникам. И ответил: «Нет, не могу, раньше четверга никак не могу».
Меньше чем за час – вот так привыкают к жизни простых, несановных людей – без машины, на метро и автобусе, добрался до Внукова. Видимо, многие рассчитывали на московские пробки, на заторы – приехали раньше назначенного для всех срока. Вот особенность клуба: не только мимолетное удовлетворение от встречи, но еще и предвкушение разговоров со знакомыми людьми, обмолвок, общности, объединения мысли. Долго сидели, пили кофе (а я шоколад), разговаривали. О чем? – о своем и об общем. Лена Богородицкая, ее муж Андрей, совершенно замечательный редкого внутреннего спокойствия мужик; как с такими мужиками и бывает – он платил; сидели за столом Вера Голубицкая и Геннадий Петрович Воронин.
А потом я вдруг вгрызся в Н.И. Рыжкова. Здесь свой сюжет. Уже несколько дней у меня восьмой номер «Нашего современника» с моим дневником. (Я опять сожалею, что не видел гранок и в тексте осталась совершенно не нужная, и в цельном контексте даже подлая – потому что из чужих уст – инвектива против Руслана и Андрея, людяей, которым я многим обязан.) И вот, проглядывая еще раз журнал, наталкиваюсь на огромный очерк «Суверенитет по-прибалтийски» Николая Рыжкова. Я сначала даже растерялся: тот ли Рыжков? Вперился и за утро, еще не поднимаясь с кровати, все прочел.
Больше всего меня интересовало два вопроса: как возник импульс и кто помогал собирать материалы? С этого я и начал.
Весь длинный разговор пересказывать нет смысла, это не мои материалы и не мои наблюдения. Здесь интересные сведения о начале Азербайджано-армянской войны, ощущения очевидца, детали, которые невозможно выдумать и из которых состоит «подводная часть» истории. Потом разговор перешел на диссидентов, на ситуацию, предшествующую развалу СССР, на землетрясение в Армении, разговор И.И.Рыжкова с премьер-министром Швеции по еврейским выездам. У Н.И. интересные данные по геноциду и холокосту в Прибалтике. Попили еврейской кровушки просвещенные и цивилизованные эстонцы, латыши и литовцы. Н.И. приводит любопытнейшие рассуждения и документы о Клайпеде, когда-то Мемельском крае. Боже мой, сколько же эти безумные, самоуверенные демократы отдали добытого и завоеванного нашими предками и тяглом народа!
А что же – полет? Полет как полет. Новенькая, с иголочки, международная часть Внуковского аэропорта. Я с любопытством наблюдал: снимут ли девочки на контроле ботинки с бывшего и узнаваемого премьер-министра? Сняли.
Пропускаю сам полет. Перескочу к главному. С аэродрома нас сразу повезли на остров Хортицу, в ресторан, где Кучма встречался с Путиным.
Хозяином сегодняшней встречи был А.В. Богуслаев, директор огромной фирмы ЗапорожСич. Это огромное экономическое княжество, каких было много в СССР, со своими заводами, базами отдыха, своими пароходами на реке, своим самолетом, регулярно летающим в Москву, со своими даже телевизионными станциями и вещанием по всей области.
Ресторан огромный, пустой. Церемония ужина была не очень длинной; по моим сведениям, оказались невостребованными несколько мясных перемен. Но – если бы я знал названия всех блюд, которые подавали! Не знаю даже, с чем их сравнить. Уж во всяком случае не с Кремлем, с его скучной едой. Может быть, эта пышная и разнообразная еда конкурирует с лучшими кухнями мира, а я просто об этом не знал? Какое сало трех сортов, какие фаршированные щуки и жареная рыба, какие колбасы, какие блинчики с красной икрой, малосольные огурцы, какие меды и взвары… На слове «взвар» понял, что повторяю экстатическую интонацию Гоголя. Я не думал, что у его литературного описания – гаст рономическая фантазия – нет. Я о том, что застольная, сложнейшая и тихая жизнь, не обмелела с годами. Застольные речи пропускаю. Всё, естественно, держится на невероятном авторитете Н.И. Рыжкова и спокойном мудром Л.И. Абалкине.
Поселили в очень неплохой гостинице. Раньше это было общежитие областной Партшколы.
Понимаю, что я последний летописец минувшего. Но чтобы всё описать подробно и увлекательно – на это боюсь, надо жизнь положить и иметь несколько помощников.
Сначала, тем не менее, общие наблюдения. В моем сознании Запорожье с его Днепрогэсом – вечный город, потому что слышу о нем с детства, с первого класса, а широкая картинка с линейным урезом плотины – чуть ли не из букваря. Но все не совсем так. Напротив Днепровсккх порогов стояла Александровская крепость, построенная по приказу Екатерины. Лишь в советское время, по плану ГОЭЛРО, поставили чудо-плотину и возле нее сад-город. План этого рабочего соцгорода – замах в будущее – получил золотую медаль на Парижской выставке.
Потом я видел город с реки – фантастический частокол фабричных труб, марсианская картина. Пейзажи Запорожья вошли в романтические городские кадры «Весны на Заречной улицы», кинематографисты знают, что и как выбирать. Желто-зеленое облако, поднимающееся над городом, – шесть или семь огромных заводов: сталелитейные, какой-то химический. Город стоит под вектором основных ветров. Экология ужасная. Дома вроде бы планировали ставить на другом берегу. Сталин спросил: «Сколько рабочие будут ездить до работы?» «Сорок-сорок пять минут». «Надо не больше пятнадцати». Мысль верная, но Сталин, говорят, ткнул пальцем. Никто не спорил. Впрочем, на Сталина стараются сейчас свалить всё.
Попадаются, правда, иные точки зрения. «Весь экологический опыт России свидетельствует в пользу огосударствления. Наиболее динамичными в экономическом отношении периодами ее истории были времена усиления государственничаских контрреформационных тенденций. Понятием «экономическое чудо» можно характеризовать хозяйственное развитие страны в периоды правления Александра III и И.В. Сталина. Констатация данного факта позволяет говорить об огосударствлении как определенном принципе развития Российской и мировой экономики». Это из статьи Вардана Багдасаряна в «Нашем Совре меннике». «Мотор-Сиг» раньше, во времена СССР, назывался по-другому, длинно – это советское название
