— И он правда, Вотан, серый бог?
Откровение пригубил вино.
— Вотан? У него много имен. Для одних он был Одином — Одноглазым, для других — Локи. На Востоке его называли Пургамеш, или Молох, или даже Ваал. Да, Котта, он божество. И всюду за собой он оставляет хаос.
— Ты говоришь так, словно знаешь его.
— Я его знаю. Один раз я сражался с ним.
— И что произошло?
— Я его убил, Котта, — ответил аббат.
Глава 1
Гриста следил, как мальчик взмахивает деревянным мечом, пронзая воздух.
— Ноги, малый! Думай о своих ногах!
Старик почесал зудящую культю, которой оканчивалась правая рука.
— Чтобы уметь биться на мечах, надо научиться держать равновесие. Острые глаза и крепкая рука — этого мало. Упадешь, тут тебе и смерть.
Мальчик вогнал деревянное оружие в землю и сел рядом со стариком. Лоб у него блестел от пота, глаза небесной голубизны радостно сверкали.
— Но у меня ведь уже получается лучше, верно?
— Конечно, Кормак. Чтобы совсем ничего не получалось, надо быть круглым дураком. А теперь оставь меня здесь и займись своей работой.
Лицо мальчика вытянулось.
— Мне нравится быть с тобой здесь, Гриста. Я… мне… у меня так мирно на душе.
— В этом суть дружбы, Кормак Даймонссон. Черпай в ней силу, ведь мир не понимает таких, как ты и я.
— Почему ты мой друг, Гриста?
— Почему орел летает? Почему небо синее? Иди же. И будь сильным.
Старый воин следил, как паренек уныло спускается с высокого пастбища к хижинам внизу. Протянув руку, он выдернул деревянный меч из земли и припомнил дни, когда у его меча было имя, и история, и, главное, будущее.
Но это было до того дня, когда пятнадцать лет назад Кровавый король разгромил южных саксов, предавая все мечу и огню, вырвал сердце у народа и, подняв его над их головами, зажал в железном кулаке. Ему бы убить их всех, но он этого не сделал, а принудил их принести клятву покорности ему и одолжил им деньги, чтобы заново выстроить селения и хижины одиноких земледельцев и скотоводов.
В последней битве Гриста чуть не сразил Кровавого короля. Он врубился в стену щитов, пролагая путь к королю с огненно-рыжими волосами, но тот ударом меча почти отделил его правую кисть от запястья. Потом другой меч опустился на его шлем, и воин упал, оглушенный. Попытался подняться на ноги, но голова у него шла кругом. А когда наконец сознание вернулось к нему и он открыл глаза, то увидел прямо над собой лицо Кровавого короля, который стоял рядом с ним на коленях. Пальцы Гристы потянулись к его горлу… но пальцев не было — только окровавленная повязка.
— Ты был несравненным воином, — сказал Кровавый король. — Я воздаю тебе честь!
— Ты отрубил мне руку!
— Твоя кисть висела на одном сухожилии. Ее нельзя было спасти.
Гриста заставил себя встать, зашатался, потом огляделся вокруг.
Поле усеивали трупы, а между ними бродили сакские женщины, разыскивая тела любимых и близких.
— Зачем ты меня пощадил? — крикнул Гриста, оборачиваясь к королю.
Но тот лишь улыбнулся и, окруженный своими телохранителями, направился к алому шатру за полем у журчащего ручья.
Гриста перевел взгляд.
Перед ним, опираясь на покрытый искусной резьбой костыль, стоял британец средних лет с клочковатой серебристой бородой. Гриста заметил, что его левая ступня неестественно вывернута. Незнакомец протянул Гристе руку, но сакс словно не заметил ее и поднялся на ноги сам.
— Король иногда следует своим предчувствиям, — мягко сказал хромой.
— Ты из племен? — спросил Гриста.
— Бригант.
— Так почему ты служишь римлянину?
— Потому что эта земля — его, и он — эта земля. Меня зовут Прасамаккус.
— Так значит я жив из-за каприза короля.
— Да. Я был с ним, когда ты ринулся на стену щитов. Безрассудный поступок.
— И что он намерен сделать с нами теперь? Продать в рабство?
— По-моему, он намерен оставить вас жить в мире.
— Почему он совершает такую глупость?
Прасамаккус прохромал к валуну и сел на него.
— Он говорит, что и вы тоже — эта земля, — сказал Прасамаккус.
— Он процарствовал десять лет. Он видит, как саксы, и юты, и англы, и готы рождаются на этом Острове Туманов. Они уже больше не вторгшиеся на него враги.
— Неужели он думает, что мы приплыли сюда прислуживать римскому королю?
— Он знает, зачем вы приплыли — грабить, убивать, быстро разбогатеть. Но вы остались обрабатывать поля. Что ты чувствуешь к этой земле?
— Я родился не здесь, Прасамаккус.
Бригант улыбнулся и протянул ему левую руку. Гриста посмотрел на нее, потом взял в свою и пожал, как это делают воины — запястье к запястью.
— Думается, это хорошее первое применение для твоей левой руки.
— Она научится и владеть мечом. Меня зовут Гриста.
И Гриста вспомнил тот день, День Двух Солнц.
От семи тысяч сакских воинов, которые ринулись в сечу с Кровавым королем, остались какие-то одиннадцать сотен. От них Утер потребовал, чтобы они преклонили колени и поклялись Кровавой Клятвой никогда больше не восставать против него. А взамен земля останется их землей, как и раньше, но теперь по закону, а не как добыча завоевателей. И еще он оставил им их собственного короля Вульфира — сына Орсы, сына Хенгиста. Это был смелый ход. Гриста встал на колени вместе с другими в свете утренней зари перед шатром короля и смотрел на Утера рядом с мальчиком, Вульфиром. Тому тогда шел тринадцатый, и регентом назначили Колдера.
Саксы улыбались, хотя и были побеждены: ведь на колени-то они встали не перед победителем, а перед своим верховным вождем.
И Кровавый король прекрасно это знал.
Кровавый король медленно спешился и отдал поводья боевого коня Бальдрику, безмолвному оруженосцу. Повсюду вокруг него валялись трупы, под низко хмурящимся небом кружила черная туча воронья.
Утер снял бронзовый шлем, подставляя лицо прохладному ветру. Как он устал! И гораздо больше, чем позволил бы кому-нибудь догадаться.
— Ты ранен, государь, — сказал Викторин, появляясь из сумрака и тревожно сощурив темные глаза при виде крови, сочащейся из раны над локтем короля.
— Пустяк. Сколько человек мы потеряли?
— Носильщики еще ходят по полю, государь, а лекарю считать некогда. Я думаю, около восьмисот, но, возможно, и меньше.
