Он очнулся, испытывая тошноту, не в силах собраться с мыслями.
— Ты глупец, Кулейн, — произнес чей-то голос, и он повернул голову. В глазах у него помутилось, к горлу подступила тошнота. — Никому не следует пытаться пройти врата без Сипстрасси.
— Все еще поучаешь, Пендаррик? — пробурчал он, заставив себя сесть. Под ним было мягкое ложе, шелковые простыни. В лиловом небе за сводчатым окном сияло солнце. Глаза у Кулейна прояснились, и он посмотрел на широкоплечего человека, сидящего возле ложа.
— Теперь я поучаю изредка, — сказал царь Атлантиды, и широкая усмешка расплылась над золотистой, квадратно подстриженной бородой. — Самые предприимчивые из моих подданных подыскали себе разные занятия за Туманами, а те, кто остался, более интересуются учеными изысканиями.
— Я пришел к тебе за помощью.
— Я и не сомневался, — сказал царь. — Когда ты покончишь со своими играми в старом мире?
— Это не игры. Для меня.
— Ну хотя бы одна приятная новость. Как мальчик?
— Мальчик? Какой?
— Утер, мальчик с Мечом.
Кулейн улыбнулся.
— У этого мальчика теперь седина в бороде. Его прозвали Кровавым королем, но правит он мудро.
— Я так и предполагал. А девочка? Лейта?
— Ты смеешься надо мной, Пендаррик?
Лицо царя посуровело, синие глаза подернулись инеем.
— Я ни над кем не смеюсь, Кулейн, даже над бесшабашными искателями приключений вроде тебя и Мэдлина, которые погубили целый мир. Какое у меня право насмехаться? Я царь, утопивший Атлантиду. Я помню свое прошлое и никого не осуждаю. Почему ты так сказал?
— Разве все это время ты не следил за старым миром?
— Зачем? Горойен была последней опасностью, но ты разделался с ней и ее почти бессмертным сыном. Не сомневаюсь: Мэдлин все еще затевает интриги с королями и князьями, но маловероятно, что он способен погубить мир. А ты? При всей своей бесшабашности ты человек чести.
— Молек вернулся, — сообщил Кулейн.
— Вздор! Ты обезглавил его в Вавилоне, его тело пожрал огонь.
— Он вернулся.
— Мэдлин согласен с тобой в этом?
— Я не видел Мэдлина уже шестнадцать лет. Но поверь мне, Дьявол вернулся.
— Прогуляемся по саду… если к тебе вернулись силы. Кое о чем следует разговаривать при солнечном свете.
Кулейн осторожно поднялся с ложа, но еле устоял на ногах от головокружения. Он глубоко вздохнул и справился с собой.
— Ты будешь испытывать слабость день-два. Твое тело подверглось страшнейшему напряжению в миг переброски, и ты попал сюда почти мертвым.
— Я думал, в Лансе хватит Силы.
— Возможно, ее хватило бы для более молодого человека. Почему, Кулейн, ты так стремишься стать стариком? Умереть — какой в этом смысл?
— Я хочу быть просто человеком, Пендаррик: ощущать, как меняются времена года, как проходят годы, чувствовать себя частью мира, в котором живу. С меня довольно бессмертия. Как ты сказал, я способствовал гибели мира. Боги, богини, демоны, легенды — все это слагалось в будущее насилие, хаос. Я хочу состариться. Я хочу умереть.
Миновав короткий коридор, они вышли в сад. Молодой служитель принес им поднос с вином и фруктами, и царь опустился на полукруглую скамью у клумбы с розами. Кулейн сел рядом.
— Так расскажи мне о Молеке.
Кулейн поведал ему о своем видении в монастыре и о молнии, опалившей ему руку. Он подробно рассказал о том, с какой поразительной быстротой пришел к власти король, называющий себя Вотаном, о завоевании Бельгики, Рэции, Паннонии и Галлии. Потом Кулейн умолк и, отхлебнув вина, уставился на зеленые склоны за садами, за городом.
— Значит, Молек вернулся. Так чего же ты хочешь от меня?
— Как и прежде. Войска, чтобы покончить с ним.
— У меня нет войска, Кулейн. А было бы, я не стал бы разжигать пожар.
— Ты, конечно, знаешь, что он ищет способ убить тебя? Что он нападет на Британию и использует Великие Врата под Сорвиодунумом для вторжения в Фераг?
— Конечно, знаю! — вспылил царь. — Но о войне говорить не будем. Что ты намерен предпринять?
— Я найду его и… вступлю с ним в бой.
— Больше нам не придется беседовать, мой друг, а потому разреши сказать тебе — я уважаю тебя, всегда уважал. Ты человек высокого достоинства. Я ни разу не слышал, чтобы ты винил других в своих ошибках, проклинал судьбу или Источник за свои беды. Это редкое… и бесценное качество. Я надеюсь, что ты обретешь мир, Кулейн.
— Мир… смерть… быть может, это одно и то же, — прошептал Кулейн.
Утер проснулся глубокой ночью. Кошмар продолжал преследовать его, прилипал к нему вместе с промокшими от пота простынями. Ему грезилось: темные провалы появились в стенах замка, извергая чудовищ с кривыми кровавыми когтями. Утер судорожно вздохнул и подошел к окну. Парапет был пуст.
— Старики и дети боятся темноты, — прошептал Кровавый король и заставил себя усмехнуться.
Ветер шуршал у стен замка, и на мгновение Утеру почудилось, что кто-то свистящим шепотом зовет его по имени. Он вздрогнул. Возьми себя в руки, Утер.
И тут звук повторился — так тихо, что король зажмурил глаза и наклонил голову к окну. Да, вот…
— Утер… Утер… Утер…
Он вынудил себя поверить, что это ночной обман, и вернулся к кровати. Оглянувшись на окно, он увидел парящую за ним мерцающую фигуру.
Едва он распознал в ней человека, рука Утера метнулась к Мечу у кровати, выхватила его, и лезвие сверкнуло в воздухе. Он прыгнул к окну — и окаменел. Фигура осталась на месте, но она была прозрачной и висела в лунном свете, точно клочок дыма.
— Они близко, — прошептал некто.
И исчез.
Растерявшись, не зная, что делать, Утер бросил Меч на кровать и отошел к столу у дальней стены, где стояли несколько кубков и кувшин с вином. Он протянул руку к кувшину и вдруг споткнулся. Голова у него закружилась, он упал на колени и только тогда заметил, что пол его покоев застилает туман. У короля потемнело в глазах, последним отчаянным усилием он поднялся на ноги и, полушатаясь, полу-падая, добрел до ложа. Его рука нашарила рукоять Меча, сомкнулась на ней в тот миг, когда его уже почти поглотила тьма. Меч Силы засветился, будто фонарь, и туман отступил, уползая назад в стены и под пол. Совсем нагой, король с трудом открыл дверь в коридор и шагнул к Гвалчмаю, который спал на узкой кровати.
— Проснись, друг мой, — сказал король, тряся спящего за плечо. Тот не открыл глаз. Король потряс его сильнее. Безрезультатно.
Страх ожег короля. Он медленно спустился по винтовой лестнице во двор. Четверо часовых лежали на булыжнике, их оружие валялось рядом.
— Христос Сладчайший! — прошептал Утер. — Мой сон!
Какое-то движение слева. Он стремительно обернулся, и Меч рассек воздух. Рядом с ним вновь парил призрак: лицо скрыто капюшоном, тело неясных очертаний.
— Меч! — прошептал он. — Ему нужен Меч.
— Кто ты?
