неважно, является ли герой примером для подражания, как, например, персонажи книги «Легенды о звездных капитанах» (1961) Генриха Альтова и Валентины Журавлевой, или являют собой психопатическую личность, наподобие Гулли Фойла из романа Альфреда Бестера «Тигр! Тигр!» (1956). Следует обратить внимание на зачины множества произведений — «Это было время, когда…» Величие эпохи, апофеоз грандиозных свершений, словом, весь событийный ряд словно выдавливал незаурядную личность на авансцену, заставляя демонстрировать свои лучшие и худшие качества, созидать миры или восставать против мироздания.
Вам это ничего не напоминает?
Исключительная личность в исключительных обстоятельствах — приблизительно так в школьные годы нас учили формулировать сущность романтизма как литературного направления. Кто-то в свое время остроумно заметил, что НФ — это плод греховной любви готического романа и научно-популярного очерка. Как бы то ни было, именно романтизм первой половины XIX века раскрепостил литературные роды и, жанры, «вывел в свет» фантастическую повесть и, собственно говоря, выткал основу, которую впоследствии с удовольствием использовали фантасты для своих нужд.
Но не будем забывать, что родиной «классического» романтизма была Германия. Великолепные образцы литературы «штурма и натиска» впоследствии отрыгнулись такой «гибелью богов», что мир содрогнулся! Многие исследователи истории взлета и падения третьего рейха, обращая внимание на мистическую составляющую нацистской идеологии, игнорируют тот факт, что мироощущение ее творцов в немалой степени базировалось на научной фантастике, правда, весьма дурного пошиба. Все эти теории вечного льда, расовые фантазмы и прочий бред были сформированы в том числе под воздействием НФ того времени. Ну, а противопоставление героя толпе, или, как тогда говорилось — активной массе, пестовалось со времен романтизма. Люди были винтиками, их удел — с энтузиазмом воплощать мегаломанические проекты избранных судьбой или высшими силами героев.
Впрочем, люди-винтики, безмолвные массы, расходуемый материал, которым можно пожертвовать во имя глобальных проектов — неизбежная составляющая даже весьма достойных НФ-произведений: от романа Френсиса Карсака «Бегство Земли» (1960) до эпопеи Сергея Снегова «Люди как боги» (1966, 1982). Герои тоже готовы к самопожертвованию во имя очередной великой цели или даже ради того, чтобы просто удовлетворить свое любопытство, как это делает персонаж повести Георгия Гуревича «Инфра Дракона» (1958) или действующие лица романа Пола Андерсона «Время: ноль». Но чаще и они были безликими и даже безымянными придатками к машинам. Так, например, в повестях раннего Лема персонажи просто обозначены по своим функциям — Астогатор, Биолог, Врач… Справедливости ради повторим, что советская, а за ней и российская фантастика даже в «твердо» научно-фантастических вещах была все же литературой судьбы, а не события. «Экипаж «Меконга» Евгения Войскунского и Исая Лукодьянова (1961), «Открытие себя» Владимира Савченко (1967), «Люди Приземелья» Владимира Михайлова (1964) — вот характерные образцы НФ-литературы того времени, и кто посмеет сказать, что они устарели как художественные произведения! Как это увязывается с миссией НФ в качестве «коллективного агитатора и пропагандиста» НТР? Да очень просто: что у нас, что за пределами нашей страны в первую очередь полагалось думать о деле, о долге, о служении идеалам, а лишь потом о себе. В эпоху противостояния двух цивилизаций, которое грозило в любой момент закончиться самоистреблением рода человеческого, каждый обязан был «знать свой маневр», быть на своем посту. А поскольку битва идей в конечном итоге имела свое воплощение в металле, то и требовалось все больше и больше «оружейников».
Но и рядовые «бойцы» не остались без внимания. Для них множилась и расцветала буйным цветом другая отрасль фантастики — фэнтези.
Здесь не место рассматривать ее генезис и эволюцию. Скажем только, что и ее массовый накат на читателя пришелся на второй этап НТР. Фэнтезийная литература способствовала развитию или активизации таких личностных качеств, как способность действовать быстро, решительно и, по возможности, не раздумывая. Раз уж тебе указали, где Добро, а где Зло, руби-коли во имя долга и чести. Удар меча решает все проблемы, а в случае затруднения рядом всегда найдется добрый маг (его эквивалент в НФ — гениальный ученый), который поможет могущественным заклинанием.
Медиевальный пафос большинства фэнтезийных произведений — явление объективное и, скорее всего, не случайное. Средневеково-феодальный кодекс чести идеально подходил для формирования устойчивых стереотипов. А ко всему еще однообразие фэнтезийных сюжетов, практически однотипная атрибутика многотомных эпопей, саг и хроник неизбежно порождает определенные поведенческие модели. Исследователям ролевых игр есть где наблюдать проявления группового бессознательного.
Итак, имело место своеобразное разделение обязанностей: научная фантастика обеспечивает воспроизводство научно-технической элиты, а фэнтези — воинов грядущих битв, которые, используя разработки вышеупомянутой элиты, огнем и мечом истребят супостата. Фэнтези в нашей стране в силу идеологических причин в те годы категорически запрещалось, а когда НФ стала увядать, то компенсировать недостаток энтузиазма оказалось нечем. Справедливости ради отметим, что и на Западе научная фантастика не благоденствовала. Появление так называемой «Новой Волны» ее чуть было не утопило, а творчество таких писателей, как Филип Дик, Курт Воннегут, Урсула Ле Гуин и ряда других не менее значительных фигур грозило окончательно увести англо-американскую фантастику с дороги, которую проторили Хьюго Гернсбек, Джон Кэмпбелл, Айзек Азимов, Роберт Хайнлайн и другие…
К чему же мы пришли?
Во-первых, сейчас мы наблюдаем попытки возродить «твердую» НФ в Соединенных Штатах, Великобритании, Канаде, Японии. Весьма образованные и талантливые авторы, имена которых украшают антологии и журналы, обратились к истокам. Грегори Бенфорд, Грег Иган, Дэвид Брин, Нэнси Кресс, Грег Бир… Квантовая механика и психология, космология и генетика — круг интересов несколько сместился, но вектор остался прежним — популяризация идей, элиминация людей. Во-вторых, что было неоднократно замечено критиками и рецензентами, имеет место возвращение чуть ли не к жюль-верновским сюжетам, а романы, например, о колонизации Марса получают премии, их спешат экранизировать.
Что сей сон означает?
Неужели НФ-3 — всего лишь бледная тень НФ-2, и речь идет об очередной попытке привлечь теперь уже американскую молодежь в «технические ВТУЗы»? Вряд ли все обстоит так примитивно.
Третий этап НТР, в силу развития компьютерных технологий, выжигает рынок квалифицированной рабочей силы, а заодно ликвидирует за ненадобностью массу специальностей. Одновременно с этим исчезают и традиционные потребители современной научной фантастики, те, кого мы называем научно- технической интеллигенцией или инженерно-техническими работниками. Но и у фэнтези перспективы не блестящие. Как нам представляется, компьютерные игры в первую очередь рассчитаны на любителей фэнтезийной литературы, усиливая, с одной стороны, эскапистские тенденции, а с другой — в общем-то тоже формируя психотип бойца, который готов отстреливать все, что бежит, летит и вообще шевелится.
Новые технологии формируют новый тип элит — локально-замкнутых и вместе с тем обладающих доступом практически к любой информации. Интерактивные технологии не вызывают у них состояние аффекта, поскольку они сами являются творцами этих технологий. Возникает вопрос: что будет стимулировать творческие способности нарождающейся НТ-элиты?
Ответ кажется простым — новая волна «твердой» НФ. Пусть сейчас в ней маловато психологизма, люди в основном озвучивают авторские идеи, но рано или поздно она окрепнет, ей достанет художественности, и сделав виток спирали, она выйдет на новый, более высокий уровень.
Ответ и впрямь оказался простым, а стало быть, неверным.
Более правдоподобным может показаться иное допущение. Мне уже приходилось не раз выступать на тему о возрастающей стратификации художественной литературы. Расслоение и жесткая привязка тех или иных направлений к фиксированным группам читателей, вполне вероятно, является предвестником грядущего переформатирования цивилизации. В этом свете возвращение «твердой» НФ весьма симптоматично. Действительно, твердая научная фантастика и сейчас ориентирована на НТ-элиту, но задачи у нее другие. Она превращается в узкоцеховую литературу, потребление которой является своего рода маркером, знаком. Киберпанк не стал такой литературой, хотя он был «классово не чуждым». Однако его погубила именно избыточная художественность, многовекторность, к тому же его героями были, как правило, маргиналы. А отличительным признаком литературы цеховой, клановой, является не только сленг,
