деревянный кабинет, прежде чем тот стал микроскопическим. — Я слышал, конечно, что в древности любили переставлять мебель из одного локуса пространства в другой, но это уже слишком… Вернись!
С этими словами Смедли активировал увеличивающий луч, и одновременно ему в голову пришла одна любопытная мысль: когда он попытался уменьшить Тибблса, коту досталась лишь какая-то малость ужимающей энергии, зато деревянный кабинет заполучил все остальное! И кот, и кабинет начали уменьшаться в одну и ту же секунду, но очевидно, что кабинет делал это заметно быстрее, чем животное, которое помещалось внутри него. Бедняга Тибблс, должно быть, испытал весьма неприятные ощущения, когда стенки шранка стали сжиматься вокруг него со всех сторон, пока не…
Вторая любопытная мысль стремительно ворвалась в голову Смедли и припарковалась рядом с первой. Кот
Некий крошечный объект появился в этот момент в фокусе увеличивающего луча, начал быстро расти, и вскоре двухдверный деревянный кабинет полностью восстановился в своих прежних размерах и на том же самом месте. Стенки его были целы и невредимы, на них не наблюдалось ни малейших следов кошачьей крови или каких-либо иных дурных признаков.
К несчастью, не обнаружилось также никаких признаков Тибблса. Обе дверцы кабинета было плотно закрыты, изнутри не доносилось ни звука, ни шороха. До этого шумный и громогласный кот сейчас был подозрительно тих и молчалив.
Смедли Фейвершем быстро перебрал в уме свои опции и вспомнил о спецклинике для животных в XXIII столетии, которая творила подлинные медицинские чудеса. Если Тибблс пострадал, надо связаться с будущим и срочно вызвать сюда мурр-а-медиков! Конечно, ветеринары XXIII века страшно далеки от пошлой благотворительности и сдерут за излечение кота не меньше десяти тысяч кредитов… Смедли как раз обдумывал, где бы взять эту сумму, когда произошло нечто непредвиденное.
Шранк вдруг завонял.
Из его недр пополз странный запах, резкий, кислый и крайне неприятный. Эрвин Шрёдингер конвульсивно содрогнулся, из его глаз ручьями хлынули слезы. Прикрыв рот и нос не слишком свежим носовым платком, профессор бросился к ближайшему окну, отворил его и наполовину высунулся наружу, лишь бы только не вдыхать эти удушающие пары.
—
— Будь я проклят, если знаю, что это, профессор, — услужливо откликнулся Смедли, — но мои нюхательные луковицы горят, как наскипидаренные, и пропадают ни за понюшку табака!
Будучи не в состоянии самостоятельно определить этот запах, он поспешно активировал свою поисковую машину и запросил экспресс-информацию у ольфакторного анализатора. На экранчике анализатора сразу появились слова:
— Уупс! И снова уупс! — сказал Смедли Фейвершем, теперь припоминая, что в одном из выдвижных ящиков по левому борту шранка действительно находился химический пузырек с притертой пробкой и остатками прозрачной жидкости. Очевидно, этот пузырек уменьшался не так быстро, как шранк, и был раздавлен вместе со своим содержимым.
Да, но что же тогда приключилось с Тибблсом?!
Смедли двинулся было к шранку, но Шрёдингер внезапно схватил его за руку и остановил.
— Ты не ответил на мой вопрос!
He иначе как программная поддержка субтитров Смедли тоже малость надышалась и стала глючить, но голос Шрёдингера странным образом блуждал между немецкой речью с австрийским акцентом и безупречным английским переводом.
— Э-э-э… ваш кот? Вы имеете в виду Тибблса? — промямлил Смедли, потихоньку отступая в сторону шранка. — Видите ли… он перенес сильное потрясение, и поэтому…
— Ты сделал то, что я просил тебя сделать? Или нет? — спросил Эрвин Шрёдингер весьма неприятным голосом и грозно выпрямился перед Смедли во весь свой рост в 5 футов и 6 дюймов.
— Кто, я?.. Разумеется, — поспешно проговорил Смедли Фейвершем.
— Я никогда ни в чем не отказывал будущим Нобелевским лауреатам…
— Когда я оставил тебя присмотреть за домом, — не слушая, продолжал профессор, — то особо подчеркнул, что ты обязан
Нечто в его голосе внезапно побудило Смедли Фейвершема срочно перемотать назад свои субтитры. И он заново прослушал распоряжения касательно Тибблса, но только теперь активировав эвфемистическую опцию.
— О, теперь-то я понимаю… — кивнул Смедли сам себе (он произнес эти слова между квантовыми инкрементами потока времени, чтобы Шрёдингер не мог его услышать). — Когда профессор велел мне позаботиться о Тибблсе его супруги… он намекал, что я должен
— Ну?! Я все еще жду ответа! — продолжал между тем профессор Шрёдингер со все возрастающей настойчивостью. — Ты позаботился о Тибблсе так, как я тебя просил, или нет?
Смедли Фейвершем посмотрел на двухдверный деревянный кабинет, который содержал в себе кота, то ли живого, то ли мертвого, совершенно непонятно. Изнутри шранка по-прежнему не доносилось ни единого звука, что указывало, скорее, на второй вариант.
— Беру назад свое последнее «уупс», — пробормотал Смедли Фейвершем за пределами потока времени. — Если Шрёдингер действительно хотел избавиться от кота, то почему бы мне не выдать несчастный случай за преднамеренное деяние?
Смодулировав поток времени так, чтобы физик снова мог его услышать, Смедли слегка кашлянул, прочистив горло, и начал торжественную речь:
—
— Нет, сначала я расскажу свою хорошую новость! — перебил Эрвин Шрёдингер, на лице которого вдруг проступило выражение глуповатого блаженства. — Моя дорогая жена Анни наконец вернулась ко мне! В небольшой ссоре мы были из-за этого кота Тибблса, так как он царапает мебель и воняет. Но теперь, когда я вижу, что моя Анна-Мария все равно любит меня, невзирая на все мои многочисленные недостатки, мне тоже следует относиться к коту не так строго. В конце концов, Тибблс делает мою жену счастливой, а драгоценная Анни делает счастливым меня! — Потом блаженная улыбка профессора увяла, и он, нахмурившись, уставился на Смедли. — А теперь скажи мне, наконец: что случилось с котом?!
— Я бы вернул свое «уупс» обратно, да только не знаю, куда теперь его вставить! — пробормотал Смедли вне потока времени, не понимая, как следует поступить. Эрвин Шрёдингер и его Анна-Мария помирились, и это прекрасно. Однако Смедли не имел никакого представления, то ли профессор искренне желает видеть Тибблса живым и здоровым, то ли, как любящий муж, согласен лишь терпеть его ради любимой жены.
Если верно второе, то известие о смерти кота втайне обрадует Шрёдингера, что бы он там вслух ни