— Я люблю узнавать новое, не задумываясь о будущем.
— Вы когда-нибудь отвлекаетесь?
— Я люблю одиночество.
— Не слишком ли строгий выбор?
Серо-зеленые глаза стали вдруг суровыми.
— Я не хотел вас обидеть, простите меня.
На губах, едва заметно подкрашенных, появилась снисходительная улыбка.
— Вы еще побудете в гареме?
— Нет, я должен ехать завтра в Мемфис.
— С твердым намерением открыть правду, так?
— Это упрек?
— Неужели необходимо так рисковать собой?
— Я хочу знать правду, Нефертари, и я всегда буду ее добиваться, чего бы это мне ни стоило.
В ее взгляде он прочел одобрение.
— Если вы окажетесь в Мемфисе, я хотел бы пригласить вас на ужин.
— Я должна провести в гареме еще долгие месяцы, чтобы совершенствовать свои знания; затем мне предстоит вернуться назад, в свою провинцию.
— Вас там ждет жених?
— Это нескромный вопрос.
Рамзес почувствовал себя полным болваном. Эта молоденькая девушка, такая спокойная, такая рассудительная, приводила его в замешательство.
— Будьте счастливы, Нефертари.
27
Старый дипломат гордился тем, что служил своей стране долгие годы, на протяжении царствования трех фараонов, помогая правителям своими советами, благодаря которым удалось избежать многих ошибок в отношениях с другими государствами. Ему нравилась осторожность Сети, более дорожащего миром и спокойствием своих граждан, нежели ратными подвигами, которые ничего не давали.
Скоро он собирался отправиться на заслуженный отдых в Фивы, неподалеку от храма Карнака, и доживать свои дни в кругу семьи, которой он до сих пор уделял не слишком много внимания из-за своих бесконечных путешествий. К тому же в эти дни ему сообщили приятную новость: ему предстояло подготовить себе на смену юного Ашу, молодого человека, обладавшего выдающимися способностями: он схватывал все на лету и запоминал главное. По возвращении с Великого Юга, где он блестяще исполнил довольно деликатное поручение по добыванию сведений, он захотел пройти обучение у старого дипломата. Старожил сразу проникся к юноше теплыми чувствами, приняв его как своего сына. Не ограничиваясь одними лишь формальностями, высокопоставленный чиновник указал ему некоторые лазейки и открыл некоторые навыки, которым можно было научиться только со временем, благодаря опыту. Порой Аша предупреждал мысль учителя; его оценка международного положения включала в себя и острое чувство реальности, и ближайшие перспективы.
Секретарь дипломата объявил о прибытии Шенара, который вежливо испрашивал разрешения на разговор. Неуместно было отвечать отказом сыну фараона, назначенного к тому же преемником, поэтому, несмотря на некоторую усталость, сановнику пришлось принять человека с круглым лицом, на котором ясно читалось сознание собственной важности и превосходства. Вместе с тем его маленькие карие глазки свидетельствовали о живости ума; расценивать его как слабого противника было бы непростительной ошибкой.
— Ваше присутствие делает мне честь.
— Я испытываю по отношению к вам восхищение, — дружелюбно объявил Шенар. — Все знают, что азиатская политика моего отца находится под вашим влиянием.
— Я бы так не сказал. Фараон всегда сам принимает решения.
— Благодаря обширности и своевременности сообщаемой вами информации.
— Дипломатия — это трудное искусство; я прилагаю все свои усилия, чтобы преуспеть в этом.
— И небезуспешно.
— Когда на то есть воля богов. Не хотите ли сладкого пива?
— С удовольствием.
Вельможи расположились под аркой, продуваемой северным ветром. Серый кот запрыгнул на колени к старому дипломату, свернулся калачиком и задремал.
Когда две чаши были наполнены легким пенящимся напитком, слуга удалился.
— Мой приход не удивил вас?
— Да, не могу не признать, немного удивил.
— Я хотел бы, чтобы этот разговор остался между нами.
— Можете быть уверены.
Шенар задумался. Старого дипломата все это слегка забавляло. Сколько раз приходилось ему принимать сановников, желающих воспользоваться сведениями, которыми он располагал! В зависимости от обстоятельств он либо помогал им, либо разочаровывал их. То, что сын правителя сам явился к нему, не могло не льстить его самолюбию.
— Насколько мне известно, вы собираетесь оставить свой пост.
— Я не делаю из этого тайны. Через год или два, когда правитель даст мне свое разрешение, я отойду от дел.
— К великому сожалению!
— Усталость одолевает меня, возраст начинает напоминать о себе все чаще.
— Однако накопленный вами опыт бесценен.
— Поэтому-то я и спешу передать его молодым, таким как Аша; завтра они будут отвечать за нашу дипломатию.
— Полностью ли вы согласны с решениями Сети?
Старому дипломату было неудобно выслушивать подобные вопросы.
— Боюсь, я не очень хорошо понимаю ваш вопрос.
— Наше враждебное отношение к хеттам, так ли уж оно обоснованно?
— Вы плохо их знаете.
— Разве они не высказывали желания торговать с нами?
— Хетты хотят завладеть Египтом и никогда не откажутся от своих планов, поэтому не существует другой разумной политики, кроме активной обороны, которую поддерживает правитель.
— А если я предложу иную?
— Об этом надо говорить с вашим отцом, не со мной.
— Нет, именно с вами, и ни с кем другим, я желаю говорить об этом!
— Вы меня удивляете.
— Дайте мне как можно более точные данные об азиатских княжествах, и я буду вам весьма признателен.
— Я не имею на это права. Речи, произносимые на советах, должны оставаться в тайне.
— Меня как раз они и интересуют.
— Не настаивайте.
— Завтра я буду на троне, не забывайте об этом.
Старый дипломат покраснел до корней волос.
— Это угроза?
— Вы еще не отошли от дел, ваш опыт может весьма мне пригодиться; завтра уже я буду управлять международной политикой. Будьте моим тайным сообщником, вы об этом не пожалеете.
Старый дипломат не имел привычки поддаваться гневу, но на этот раз он не смог сдержать своего возмущения:
— Кто бы вы ни были, ваши требования неприемлемы! Как может сын фараона помышлять предать своего отца?
