— Мне так не кажется.
— Вы ошибаетесь на мой счет; моя единственная цель — служить своей стране.
— Да услышат вас боги, Шенар! Вы знаете, что они ненавидят ложь?
— Политику делают люди, а не боги. Я хочу вашей дружбы; вместе мы сумеем добиться желаемого.
— Не надейтесь и… не пора ли вам идти?
— Вы ошибаетесь.
— Я не желаю ни повышать голос, ни применять силу в таком месте, как это; если вы настаиваете, мы можем продолжить этот разговор снаружи.
— В этом нет необходимости; но не забывайте, о чем я вас предупредил. Однажды вы еще скажете мне спасибо.
Гневный взгляд Моиса ясно показал Шенару, что настаивать не стоит. Он побаивался этого еврея, поэтому не удалось его убедить. С ним договориться было не так просто, как с Ашой. Однако и у него были свои слабости, которые со временем должны были проявиться.
Долент смела Амени, который не устоял перед напором разгневанной женщины. Сестра Рамзеса толкнула дверь и ворвалась в кабинет регента, как ураган.
Рамзес, сидя на коленях на циновке, переписывал постановление Сети, касающееся охраны деревьев.
— Ты, наконец, займешься делом?
— Какова причина столь стремительного вторжения, дорогая сестра?
— Как будто ты не знаешь!
— Освежи мою память.
— Мой муж ждет повышения.
— Обратись к фараону.
— Он отказывается предоставлять членам семьи посты, которые ему кажутся… несправедливыми!
— Чего же ты хочешь?
Долент совсем взбесилась.
— Само это решение несправедливо! Сари заслуживает повышения, а ты как регент должен назначить его смотрителем амбаров!
— Неужели регент должен идти против воли фараона?
— Ты поступаешь как трус!
— Я не пойду против высшей власти.
— Ты смеешься?
— Дай мне то, что положено.
— Успокойся, прошу тебя.
— Невозможно.
— Не притворяйся неподкупным! Ты такой же, как все… Лучше объединись со своими же!
— Ты такая спокойная… обычно.
— Я освободилась от тирании Шенара не для того, чтобы попасть под твою. Так ты отказываешься?
— Довольствуйся тем, что имеешь, Долент; жадность — смертный грех.
— Прибереги для себя свою кислую мораль.
И она вылетела из кабинета, расточая проклятия.
В саду имения красавицы Исет росли величественные сикоморы, давая благодатную тень; молодая женщина отдыхала в их тени, в то время как Рамзес пересаживал саженцы в рыхлую подготовленную землю. Над головой у регента шумела листва, тревожимая легким бризом. Дерево, в котором хотела воплотиться богиня Хатхор, тянулось к небу, простирая свои зеленые ветви к другому миру, утоляя и голод, и жажду праведников, обволакивая их божественным запахом, который очаровывал самого хозяина вечности.
Красавица Исет собрала букет лотосов и украсила ими свою прическу.
— Хочешь гроздь винограда?
— Через двадцать лет великолепный сикомор сделает этот сад еще более приятным.
— Через двадцать лет я буду уже старой.
Рамзес внимательно посмотрел на нее.
— Если ты и дальше будешь так же умело использовать мази и притирания, ты будешь еще красивее.
— Буду ли я тогда уже замужем за человеком, которого люблю?
— Я не прорицатель.
Она ударила его в грудь цветком лотоса.
— Поговаривают о каком-то происшествии, которое чуть было не лишило тебя жизни в карьерах Асуана.
— Под защитой Сети я неуязвим.
— Так нападения на тебя не прекратились?
— Будь спокойна, виновного скоро найдут.
Она сняла свой парик, распустила длинные косы и прижалась к Рамзесу. Жаркими губами она покрыла его поцелуями.
— Разве это так сложно, быть счастливым?
— Если ты нашла свое счастье, бери его.
— Единственное, чего я хочу, это быть с тобой, когда же ты это поймешь?
— Скоро.
Они повалились на траву; красавица Исет принимала ласки любовника в забытьи счастливой женщины.
Производство папируса являлось одним из главных направлений деятельности египетских мастеров. Цена изменялась в зависимости от качества и длины свитков; некоторые, содержавшие отрывки из «Книги обретения света» [10], были предназначены для захоронений, другие — для школ и университетов, большинство же — для административных нужд. Без папируса было невозможно управлять страной как следует.
Сети доверил регенту регулярно проверять производство папируса и следить за его распределением. В каждой области жаловались, что не получают нужного количества необходимого материала, и пытались оправдать это жадностью соседа.
Рамзес как раз только что обнаружил злоупотребление, допущенное писцами, работающими на Шенара, поэтому он вызвал своего старшего брата, чтобы положить конец безобразию.
Шенар, казалось, пребывал в прекрасном расположении духа.
— Если я нужен тебе, Рамзес, я в твоем распоряжении.
— Проверяешь ли ты, что делают твои писари?
— Не вникая особо в детали.
— А как насчет закупки папируса?
— Что, какая-то неточность?
— На самом деле твои писари в приказном порядке забирают большую часть высокосортного папируса.
— Я люблю писать на материале хорошего качества, но согласен, что подобные действия недопустимы; виновные будут строго наказаны.
Реакция Шенара удивила регента: он не только не протестовал, но, напротив, признавал свою ошибку.
— Мне нравится твоя манера действовать, — объявил Шенар, — да, нужно проводить реформы и очищать общество. Нельзя мириться ни с одним, даже самым малым злоупотреблением. В этом я могу тебе очень помочь; занятие протоколом позволяет мне хорошо узнать нравы двора и выявить некие отклонения в поведении. Недостаточно их обнаружить, следует это исправлять.
Рамзес спрашивал себя, неужели это и в самом деле его старший брат стоит сейчас перед ним; какому божественному началу удалось сделать из ушлого придворного поборника справедливости?
