— Египет начинает покорять меня. Я не хотел бы увидеть, как он погрузится в хаос.
— Отчего такие опасения?
— Я прислушался к моим соотечественникам; их недавнее возбуждение тревожит меня. Можно подумать, что их кровь кипит, как перед взятием Трои.
— Вам еще что-нибудь известно об этом?
— Я всего лишь поэт, и зрение мое все угасает.
Елена поблагодарила царицу Туйу за то, что та согласилась принять ее, хотя сейчас великой царской супруге было совсем не легко. На лице царицы, как всегда ухоженном, не видно было никаких признаков страданий.
— Не знаю, как…
— Слова здесь бессильны, Елена.
— Мое огорчение искренно, я молю богов о том, чтобы царь поправился.
— Благодарю вас; я тоже постоянно обращаюсь к невидимому.
— Мне так неспокойно, так неспокойно…
— Чего вы боитесь?
— Менелас стал слишком весел; он, обычно такой мрачный, кажется, празднует победу. Значит, он уверен, что скоро увезет меня в Грецию!
— Даже если Сети не станет, вы будете под защитой.
— Боюсь, что нет, Великая Царица.
— Менелас мой гость; у него нет никакого права решать.
— Я хочу остаться здесь, в этом дворце, рядом с вами!
— Успокойтесь, Елена, вам ничего не угрожает.
Но, несмотря на ободряющие уверения царицы, Елена опасалась мстительности Менеласа. Его поведение ясно свидетельствовало о том, что он готовил заговор, чтобы поскорее вывести свою жену из Египта. Приближающаяся смерть Сети открывала перед ним возможность, о которой он давно мечтал. Елена решила поподробнее разузнать, что замышлял ее муж. Весьма вероятно, что и жизнь Туйи была в опасности. Когда Менелас не получал того, что хотел, он становился жестоким; и эта жестокость давно уже, очень давно никак не проявлялась.
Амени прочел письмо, которое написала Долент Рамзесу:
«Мой дорогой брат, Я и мой муж очень беспокоимся о твоем здоровье и особенно здоровье нашего достопочтенного отца, фараона Сети; ходят слухи, что он серьезно болен. Хотелось бы знать, не настало ли время прощения? Мое место в Мемфисе; веря в твою доброту, я надеюсь, что ты забудешь ошибку моего мужа и позволишь ему вместе со мной засвидетельствовать почтение Сети и Туйе. В эти горестные минуты мы могли бы оказать друг другу поддержку, в которой мы все нуждаемся, ведь главное — стремиться к сплоченности семьи, не будучи рабами прошлого, не так ли?
Надеясь на твое великодушие, Сари и я с нетерпением ожидаем твоего ответа».
— Перечитай его еще раз, медленно, — потребовал регент.
Амени, сильно нервничая, исполнил просьбу.
— На твоем месте, — пробубнил он, — я бы не стал им отвечать.
— Возьми чистый папирус.
— Что же, мы сдадимся?
— Долент — моя сестра, Амени.
— Если бы я пропал, она бы нисколько не огорчилась, но я не принадлежу к царской семье.
— Какая язвительность!
— Великодушие не всегда добрый советчик. Твоя сестра и ее муж только и думают, как бы тебя предать.
— Пиши, Амени.
— У меня уже болит рука, неужели ты собираешься сам отправить ей письмо с извинениями?
— Пиши, прошу тебя.
Амени с яростью сжал перо.
— Послание будет кратким: «Не пытайтесь вернуться в Мемфис, иначе вам грозит суд, и держитесь подальше от фараона».
Перо Амени с легкостью летало по папирусу.
Долент проводила долгие часы в компании красавицы Исет, не преминув показать ей грубый ответ Рамзеса. Непримиримость регента, его жестокость, его сухость предвещали, пожалуй, его второй супруге и сыну невеселое будущее.
Оставалось только признать, что Шенар был прав, клеймя пороки своего брата; регента интересовала лишь абсолютная власть. Повсюду вокруг себя он будет сеять разрушение и несчастья. Несмотря на ту страсть, которую она к нему испытывала, Исет была в отчаянии: ей оставалось лишь начать непримиримую борьбу против Рамзеса. Долент, его собственная сестра, и то собиралась поступить так же.
Будущее Египта — это Шенар. Красавица Исет должна была забыть о Рамзесе, выйти замуж за нового хозяина страны и создать настоящую семью.
Сари добавил, что верховный жрец Амона и многие сановники разделяли мнение Шенара, его собирались поддержать, когда он станет доказывать свои права на престол поле ухода Сети. Осведомленная должным образом, красавица Исет могла взять свою судьбу в свои руки.
Когда Моис на рассвете пришел на стройку, там еще не было ни одного камнелома. Тем не менее это был обычный рабочий день, и в профессиональной ответственности этих рабочих можно было не сомневаться; в их братстве любое отсутствие должно было иметь серьезные оправдания.
Однако колонный зал храма в Карнаке, который должен был стать самым просторным из всех ранее построенных, был пуст. Впервые еврей оказался в тишине, которую не нарушал стук долота или резца. Он стал осматривать фигуры богов, выгравированные на колоннах, любуясь сценами подношений, связывающих фараона с миром божеств; священное выражалось здесь с невероятной силой, пронзая все существо человека до глубины души.
Моис пробыл там один несколько часов, как будто это ему принадлежало сейчас волшебное место, где завтра поселятся силы созидания, необходимые для жизни Египта. Но были ли они лучшим воплощением божественного? Наконец, он заметил прораба, пришедшего забрать свои инструменты, оставленные у подножия колонны.
— Почему прервали работу?
— Разве вас не предупредили?
— Я только что вернулся из карьера Гебель Сильсиль.
— Начальник объявил нам сегодня о приостановлении работ на стройке.
— По какой причине?
— Фараон лично должен был передать нам полный план работ, но он задерживается в Мемфисе. Когда он приедет в Фивы, мы сможем продолжить.
Это объяснение не удовлетворило Моиса. Что, кроме тяжелой болезни, могло помешать Сети явиться в Фивы, чтобы заняться столь важным делом?
Уход Сети… Кто это сказал? Рамзес, наверное, в отчаянии.
Моис с первым же кораблем отправится в Мемфис.
— Подойди, Рамзес.
Сети лежал на кровати из золоченого дерева под окном, через которое в комнату проникал свет заходящего солнца, освещая лицо правителя, строгость которого озадачила его регента.
Вновь появилась надежда! Сети опять почувствовал в себе силы принять Рамзеса, следы страданий стали исчезать. Он, конечно, даст бой смерти и одолеет ее!
— Фараон — представитель творца, который создал сам себя, — объявил Сети, — он делает все, чтобы Маат занимала положенное ей место. Жертвуй богам, будь хорошим пастырем своему народу, даруй жизнь людям, как малым, так и большим, будь бдительным днем и ночью, ищи любую возможность принести пользу.
— Это ваша роль, отец, и вы еще долго будете выполнять ее на счастье всем нам.
— Я видел свою смерть, она близко; ее лицо — лицо богини Запада, юной и улыбающейся. Это не
