построить множество прекрасных величественных храмов по всей Нубии, чтобы и в этой жаркой, населенной своевольными жителями стране обитали боги.
Яххотеп бродила одна среди раскаленных каменных глыб. За ней следовал лишь Весельчак Младший. Она приблизилась к месту, откуда камень вырубали пласт за пластом. Такими же неподатливыми наслоениями показались ей предстоящие трудности, отдалявшие миг победы и делавшие ее почти недостижимой. Но, с другой стороны, разве не следовало ей перенять у камня несокрушимую стойкость и терпеливое постоянство? Только так можно было взять верх в борьбе с повелителем темных сил.
Весельчак Младший глухо зарычал.
Из трещины в скале высунулась королевская кобра и поползла прямо к Яххотеп.
Пес, прежде бросавшийся очертя голову на любого врага, теперь медлил. Чувствовал, как велика опасность, и готовился к прыжку, выжидая удобный момент. Царица остановила его:
— Сидеть, Весельчак! Это владычица каменоломен. Я пришла поклониться ей. Она не причинит мне зла.
Весельчак Младший повиновался, но рычать не прекратил, тревожась за хозяйку.
Между тем кобра и не думала нападать. Она как-то странно вытянулась у ног царицы. Та наклонилась и спокойно взяла ее.
— Гляди, Весельчак! Силы пустыни вручают мне оружие!
Кобра превратилась в изящный твердый сердоликовый жезл.
Пес долго его обнюхивал. Не почуял ничего страшного и, успокоенный, потрусил за Яххотеп, возвращавшейся к спутникам.
31
Распорядитель государственной казны Хамуди, вопреки обыкновению, поднялся ни свет ни заря. Всю ночь его донимала чесотка, к тому же у Имы случился истерический припадок. Он живо ее успокоил, надавав пощечин, но все равно не выспался и теперь испытывал глухое раздражение.
По утрам их покои убирала рабыня, передвигаясь на цыпочках и затаив дыхание, чтобы не разбудить хозяев.
У Хамуди дух захватило от возмущения, когда он увидел, чем та занята.
Не ведая, что за ней следят, рабыня засовывала в мешок драгоценное зеркало, подаренное главному казначею супругой правителя.
Как посмела низкая тварь прикоснуться к дорогому подарку! Вздумала обворовывать самого Хамуди!
— Что это ты делаешь, мразь?
Молодая женщина в испуге выронила мешок. Зеркало раскололось, ударившись о плиты.
— Умоляю, хозяин, помилуй меня и прости! Мои родители умирают с голоду, я хотела продать твое зеркало и накормить их. Сжалься надо мной и над ними!
Хамуди схватил скамью и наотмашь ударил несчастную. Рассек ей висок, потекла кровь, рабыня упала.
Тогда казначей, вне себя от ярости, принялся топтать ее, изрыгая поток бешеной брани. Его крики перебудили весь дом.
Слуги в ужасе смотрели, как убивают знатную египтянку из лучшей семьи Саиса, но ничего не могли поделать. Зверь, доведенный бессонницей до безумия, растерзал ее. Но, выживи она, ее участь не стала бы легче: рабыню-воровку все равно отправили бы в Шарухен.
— Хватит, хватит, остановись! — перепуганная Има попыталась оттащить мужа от его жертвы. — Разве не видишь? Она мертва.
Тут Хамуди опомнился и отбросил скамью.
— Принесите жаровню и бронзовое клеймо. Приведите сюда всех рабов и слуг.
Стражники приволокли в покои казначея трясущихся от страха людей. Загнали в угол зала и следили, чтобы никто не убежал.
— Нечестивая воровка, посягнувшая на милостивый дар самой супруги правителя Апопи, ныне получила по заслугам, — начал Хамуди высокопарно. — Чтобы подобное не повторилось впредь, я помечу раскаленным клеймом все свое имущество: людей и вещи. А ну, подойди!
Гневный окрик остановил мальчишку, помощника повара, попытавшегося незаметно улизнуть. Его повалили на пол, и казначей собственноручно заклеймил его, не обращая внимания на душераздирающий крик ребенка.
Обыкновенно Хамуди был великим обжорой, но нынче за трапезой он почти ни к чему не прикоснулся.
— Тебе нездоровится, милый? — участливо спросила Има.
— Нет, я отлично себя чувствую!
— Что с тобой? Отчего ты весь пожелтел?
— Не болтай ерунды!
— Посмотри на себя в зеркало, ну, пожалуйста!
Пришлось признать очевидное: Хамуди заболел желтухой.
Правитель Апопи с любопытством рассматривал древние рукописи, обнаруженные в храмовой библиотеке Саиса: трактаты по геометрии, алгебре и медицине. Абстрактные вычисления всегда его впечатляли, поскольку низводили людей до незначительных единиц, которые можно перетасовывать как угодно. Подумаешь, какая-нибудь сотня сосланных, тысяча казненных! Обыкновенные числа на папирусе, выводить их несложно, даже приятно, распоряжение будет выполнено, и никаких тебе воплей, никакого ропота. Для того кто достиг вершины власти, человеческие жизни — всего лишь значки: их можно спокойно стереть или зачеркнуть в тишине и уединении дворца. Не к этому ли он всегда стремился?
Ныне он почти достиг своей цели: подати росли с невиданной быстротой, население уничтожалось, подобно остатку при делении. Законодательные и хозяйственные проблемы решались словно уравнения. Забавно, что именно Египет, земля древних богов, всецело послушен его воле.
Еще больше правителя забавлял застой во враждебных ему Кусах. Город был похож на гнойник. Вот- вот он созреет и лопнет. Войску освободителей не давало покоя тревожное ожидание осады и штурма. Яххотеп и Камос не спешили помочь защитникам Кус. В конце концов доведенные до предела бунтовщики сами растерзают своих военачальников.
Зато восстание в Анатолии всерьез обеспокоило Апопи. В отличие от египтян, тамошние жители — искусные воины, почти неуловимые в горах. Правитель не случайно отправил туда Яннаса. Лишь ему под силу справиться с ними. Флотоводец, как всегда, преследовал врага последовательно, неуклонно и терпеливо. Он делил пространство на квадраты и обшаривал каждый пядь за пядью. Причем ни разу не попался в расставленные ему сети. Сознавая всю сложность задачи, Апопи выслал Яннасу подкрепление — гарнизон, оставленный гиксосами в Палестине, по его приказу двинулся в Анатолию. Повстанцев истребят всех до единого. Их ожидает та же участь, что и морских разбойников архипелага Киклады.
Правитель хотел созвать сановников и военачальников на совет, как вдруг ему сообщили, что распорядитель государственной казны тяжело болен. У него желтуха. Он не может проглотить ни куска, поскольку его непрерывно рвет.
Апопи задумался: не приспела ли пора избавиться от Хамуди и поставить кого-либо другого на должность казначея? Некое чудодейственное снадобье отправит его прямиком в могилу, а его очаровательную супругу Аберия с удовольствием заберет с собой в Шарухен.
Но где найдешь человека более надежного и преданного?
Только Хамуди умеет хранить тайны, только он ревностно печется о благе царства, вернее, царя, что, в сущности, одно и то же. И не помышляет посягать на власть Апопи, поскольку искренне благодарен ему,
