освящение.
44
Стояли душные первые дни июня, Рамзес праздновал начало второго года своего правления. Целый год прошел с тех пор, как Сети ушел в царство звезд.
Барка царской четы остановилась в Гебель Сильсиле, месте, где сближались две реки. Считалось, что здесь обитает дух Нила, и фараон должен пробудить его, чтобы тот снова стал кормильцем и вызвал прилив.
После совершения возлияния молоком и медом и произнесения ритуальных молитв царская чета вошла в святилище, вырубленное в скале, где царила приятная прохлада.
— С тобой говорил доктор Париамакху? — спросил Рамзес у Нефертари.
— Он предписал новое лечение, которое должно изгнать последние следы переутомления.
— И больше ничего?
— Он скрыл что-то, касающееся Меритамон?
— Нет, успокойся.
— Что он мог мне сказать?
— Мужество не является главной добродетелью нашего доктора.
— В чем он струсил?
— Ты чудом выжила после родов.
По лицу Нефертари промелькнула тень.
— У меня больше не будет детей, не так ли? Я не дам тебе сына?
— Ха и Меритамон законные наследники престола.
— У Рамзеса должны быть другие дети и другие сыновья. Если ты посчитаешь, что меня необходимо отправить в храм…
Царь прижал к себе жену.
— Я люблю тебя, Нефертари. Ты — свет и любовь. Ты — царица Египта. Наша душа навсегда едина, и ничто не сможет нас разлучить.
— Исет даст тебе сыновей.
— Нефертари…
— Тебе это необходимо, Рамзес, необходимо. Ты не обычный смертный, ты фараон.
Прибыв в Фивы, царская чета отправилась на место, где должны будут возвести Храм миллионов лет Рамзеса. Место показалась ему по-настоящему грандиозным, наполненным энергией, питающей одновременно и горы Запада, и плодородную долину.
— Я был неправ, пренебрегая этим строительством, обратившись целиком к строительству столицы, — признал Рамзес. — Предостережение моей матери и покушение, совершенное на тебя и на нашу дочь, открыли мне глаза. Лишь Храм миллионов лет защитит нас от зла, скрывающегося во мраке.
Благородная и блистательная Нефертари обходила обширное пространство скал и песка, казавшееся бесплодным. Как и Рамзес, она наслаждалась близостью с солнцем, лучи скользили по коже, не обжигая ее, даруя свой свет. Казалось, время остановилось, а царица, став божественным воплощением всего сущего, освящала эту землю, ступая по ней.
Вечность опечатывала с каждым шагом великой царской супруги выжженную солнцем почву, уже отмеченную знаком Рамзеса.
Два человека столкнулись нос к носу на капитанском мостике царской барки и замерли. Сетау был ниже Серраманны, но столь же широк в плечах. Их взгляды скрестились.
— Я надеялся, что больше не увижу тебя вблизи царя, Сетау.
— Я не расстроился, разочаровав тебя.
— Ходят слухи о черном маге, подвергнувшем жизни царицы и ее дочери опасности.
— Ты еще не узнал, кто это? Поистине, окружение Рамзеса ни на что не годится.
— Никто не ломал тебе нос?
— Попытайся, если это тебя развеселит. Но опасайся моих змей.
— Это угроза?
— Мне безразлично, что ты думаешь. Каким бы ни был твой внешний облик, пират всегда останется пиратом.
— Если бы ты сознался в своем преступлении, ты сберег бы мое время.
— Для начальника личной стражи ты плохо информирован. Разве ты не знаешь, что я спас царскую дочь?
— Маскарад. Ты весьма коварен, Сетау.
— У тебя извращенный ум.
— В следующий раз, когда ты попытаешься навредить царю, я раскрою тебе череп.
— Твои претензии тебя погубят, Серраманна.
— Хочешь сам попробовать?
— Беспричинные посягательства на друга царя приведут тебя на каторгу.
— Ты сам туда скоро отправишься.
— Я пропущу тебя вперед, сард. А пока мы ждем этого, уйди с моей дороги.
— Куда ты идешь?
— К Рамзесу. По его приказу, я должен очистить место, где будет его храм, от рептилий, живущих там.
— Я помешаю твоим козням, колдун.
Сетау отстранил Серраманну.
— Вместо того чтобы нести чушь, ты бы лучше охранял царя.
Рамзес долго собирался с мыслями в святилище, посвященном его отцу, внутри храма в Гурнахе, на западном берегу Фив. Царь разложил на алтаре гроздья винограда, ягоды можжевельника, сосновые шишки. В этой обители покоя душа Сети жила в мире, питаясь тонким запахом подношений.
Именно здесь Сети объявил Рамзеса своим преемником. Молодой царевич не почувствовал тяжести отцовских слов. Он жил мечтами, в спасительной тени гиганта, чья мысль двигалась подобно божественной ладье через небесные пространства.
Когда на его голову были возложены белая и красная короны, спокойствие наследника трона навсегда покинуло Рамзеса, чтобы столкнуть его с миром, о трудности которого он не подозревал. На ступенях этого храма серьезные и улыбающиеся боги делали жизнь священной, возродившийся фараон почитал их, общаясь с невидимым. Снаружи были люди. Человечество с его мужеством и трусостью, прямотой и лицемерием, щедростью и жадностью. А он, Рамзес, находился в центре этих противоречий и был обязан поддерживать связь между богами и людьми, несмотря на свои желания и слабости.
Он правил лишь год, но уже давно не принадлежал себе.
Когда Рамзес поднялся на колесницу, которой правил Серраманна, солнце клонилось к закату.
— Куда мы едем, Великий Царь?
— В Долину Царей.
— Я обыскал барки, которые сопровождают нас.
— Ничего подозрительного?
— Ничего.
Сард нервничал.
— Ты больше ничего не хочешь мне сказать, Серраманна?
— Совершенно ничего, Великий Царь.
— Ты уверен?
— Обвинять пока некого.
— Ты узнал, кто этот черный маг?
— Мое мнение ничего не стоит. Лишь факты имеют значение.
— Поехали, Серраманна.
Лошади направились к Долине, вход в которую постоянно охранялся
