Оставаясь верным своей работе, он по прежнему выдерживал темп работ. Но все замечали, что в его поведении постоянно растет резкость, особенно это проявлялось, когда он встречался с египетскими надсмотрщиками, которых критиковал, чаще всего без причины, а также в обострившихся требованиях дисциплины. Все больше времени Моис проводил вместе с евреями, обсуждая во время небольших сборищ будущее своего народа. Большая часть была довольна своим существованием и не собиралась что-то менять в своей жизни. Предприятие казалось весьма рискованным.
Моис продолжал настаивать. Он взывал к их вере в единого бога, напоминал об уникальной культуре, о необходимости освобождения от египетского ига и свержения идолов. Некоторые заражались его речами, другие оставались непоколебимы. Но все признавали, что Моис создан быть вождем, что он многое сделал на благо евреев, и никто не мог просто отмахнуться от его речей.
Друг детства Рамзеса спал все меньше и меньше. С широко открытыми глазами он мечтал о благодатной земле, где будет царить бог его сердца, земле, где будут править сами евреи и чьи границы они будут охранять как величайшую ценность.
Наконец он понял тот огонь, что так долго сжигал его изнутри! Он смог назвать это неутолимое желание, он смог бы возглавить свой народ и привести его к истине. Сомнение сжимало его горло. Согласился бы Рамзес с подобным бунтом и отрицанием его власти? Моису придется его убедить, заставить понять.
Нахлынули воспоминания. Рамзес был не просто товарищем по детским играм, он был верным другом, человеком с таким же пылающим сердцем, и в то же время они так отличались. Моис не предаст его, устраивая заговор, он объяснится с ним открыто, лицом к лицу, и заставит его принять свою позицию. Даже если победа кажется невозможной, он все равно одержит верх.
Ибо с ним был Бог.
52
Взбунтовавшиеся нубийцы с выбритыми черепами, кольцами в ушах, приплюснутыми носами, щеками, покрытыми шрамами, в ожерельях из разноцветного жемчуга и набедренных повязках из шкур пантер, окружили египетский лагерь сразу после полудня, когда большая часть воинов Рамзеса отдыхала. Еще до того, как отряд смог понять, что происходит, многие были пронзены стрелами, выпущенными из луков.
Их вождь не отдал приказ о немедленной атаке лишь потому, что на краю лагеря, под укрытием пальм и щитов, находилась группа так же вооруженных тяжелыми луками людей. Во главе их стоял Серраманна, готовый к нападению. Лучшие воины, собравшиеся вокруг него, наносили точные удары по рядам нубийцев. Вождю пришлось принять их во внимание, хотя победа казалась уже достигнутой.
Время остановилось. Никто не двигался.
Главный советник нубийца говорил, что необходимо сразить как можно больше врагов стрелами, в то время когда самые быстрые воины ринутся на тех, кто находится в укрытии. Но вождь был опытным воином, а лицо Серраманны не сулило ничего хорошего. Не подготовил ли этот усатый гигант ловушку, которую они не смогли распознать? Этот человек не был похож на египтян, которых он убивал раньше. Его охотничий инстинкт говорил ему, что надо быть осторожным.
Когда Рамзес вышел из палатки, все взгляды обратились к нему. Увенчанный голубой короной, повторяющей форму головы и расширяющейся книзу, одетый в тунику с короткими рукавами из плиссированного льна и расшитую золотом схенти, к поясу которой был привязан бычий хвост, фараон держал в правой руке «магический» скипетр в форме пастушеского пояса, конец которого был прижат к груди.
Позади царя шагал Сетау, несущий белые сандалии властителя. Несмотря на серьезность положения, он вспомнил о носителе сандалий фараона, Амени, который пришел был в изумление, увидев своего друга выбритым, в парике и схенти, в полном соответствии с обликом придворного, кроме одной детали — за спиной у него была подвязана сумка.
Под встревоженными взглядами воинов Рамзес и Сетау дошли до края лагеря и остановились в тридцати метрах от нубийцев.
— Я Рамзес, фараон Египта. Кто ваш вождь?
— Я, — ответил нубиец, делая шаг вперед. Красная повязка поддерживала два красных пера, украшавших его голову, у него было сильное, мускулистое тело, в руке — дротик, украшенный страусиными перьями.
— Если ты не трус, подойди.
Советник запротестовал. Но ни Рамзес, ни носящий его сандалии не были вооружены, а у него были дротик и кинжал. Вождь бросил взгляд на Серраманну.
— Держись слева от меня, — приказал он советнику. Если этому усачу придет в голову отдать приказ убить его, то он будет защищен живым щитом.
— Ты боишься? — спросил Рамзес.
Оба нубийца отделились от группы воинов и направились к царю и носящему его сандалии. Они остановились в трех метрах от них.
— Так это ты — фараон, угнетающий мой народ?
— Нубийцы и египтяне жили в мире. Ты нарушил эту гармонию, убив конвой, сопровождавший золото, и украв то, что предназначалось фараону.
— Это наше золото, а не ваше. И вор здесь ты.
— Нубия — египетская область и должна подчиняться закону Маат. Убийство и кража должны быть серьезно наказаны.
— Я смеюсь над твоим законом, фараон! Здесь царит мой закон. Многие племена готовы присоединиться ко мне. Когда я убью тебя, то стану героем! Все воины склонятся передо мною, и мы навсегда выгоним египтян с нашей земли!
— На колени, — приказал царь.
Вождь и его советник переглянулись, недоумевая.
— Сложи оружие, встань на колени и подчинись Закону.
Гримаса скривила лицо вождя.
— А если я склонюсь, ты даруешь мне свое прощение?
— Ты сам поставил себя вне Закона. Простить тебя означало бы отрицать его.
— То есть милосердие тебе неведомо…
— Это оно и есть.
— Почему я должен подчиняться?
— Потому что ты бунтовщик, и единственное, что ты можешь сделать — это склониться перед фараоном.
Советник встал перед вождем и вытащил кинжал, угрожая.
— Пусть фараон умрет, а мы обретем свободу!
Сетау, не отрывавший от нубийца глаз, открыл сумку и выпустил песчаную гадюку, спрятанную внутри.
Проскользнув по горячему песку с неотвратимостью смерти, она укусила ногу нубийца до того, как он смог нанести удар.
В ужасе он нагнулся и вскрыл рану кинжалом, чтобы выпустить кровь.
— Он уже холоднее воды, а жар его горячее огня, — сказал Сетау, гладя прямо в глаза вождю. — Его тело в поту, он больше не видит неба, из его рта капает слюна. Его глаза закрываются, лицо опухло, жажда становится невыносимой, он скоро умрет. Он больше не может подняться, его кожа становится пурпурной, перед тем как потемнеть, у него судороги.
Сетау угрожающе качнул сумкой, наполненной гадюками.
Нубийские воины отошли назад.
— На колени, — снова приказал фараон. — Или вас ждет ужасная смерть.
— Нет, это ты понесешь наказание!
Вождь занес дротик, но его остановило рычание. Повернувшись, он едва успел заметить, как на него с разинутой пастью прыгнул лев Рамзеса. Хищник разорвал грудь нубийца своими когтями и сомкнул челюсти на шее несчастного.
