на судно, чудовищ, которых всего пяти, шести штук достаточно будет для того, чтобы общими усилиями их шлюпка была опрокинута на бок, и пассажиры ее сброшены были в волны — в жертву их врагам?
Впрочем, Порник, как командир, был спокойнее других: он твердо верил в изобретательский гений своего друга и товарища по приключениям.
Он щурил глаза, придавая важный вид своей физиономии, и иногда говорил как бы сам с собой:
— Гм! Посмотрим, кто будет смеяться последним! Черт возьми, славная батарея! От этих обитателей моря останутся только одни хвосты, надо полагать! Прекрасная идея, клянусь честью! Недаром я думал, что из этого что-нибудь да выйдет!
Все эти восклицания были, конечно, весьма слабым утешением для окружающих, но бравый бретонец держал себя таким молодцом и решительно непобедимым человеком, что все уверовали в свое спасение и стали смотреть гораздо бодрее, чем в первые минуты после того, как судно двинулось в дальнейший путь — к неизвестному и грозному будущему.
XXVI
КИТОЛОВКА ВОШЛА В ОЗЕРО И ВЫНУЖДЕНА была буквально плыть по акулам, которые теснились вокруг судна стаями, раскрывая свои страшные пасти и щелкая зубами при виде добычи. Сознавая опасность, грозившую всем пассажирам китоловки, Порник раздал оружие, и они начали громить чудовищ, стреляя из ружей и револьверов или просто коля их штыками.
В короткое время вода озера окрасилась в красный цвет, так что китоловка должна была пробираться буквально по крови.
Акулы при виде своих убитых собратьев набросились на последних — и озеро скоро стало ареной ужасной борьбы чудовищ между собой.
Ланжале тем временем зорко наблюдал за своим импровизированным электрическим снарядом, готовясь пустить его в дело при первой серьезной опасности для пассажиров китоловки.
Вдруг на некотором расстоянии от китоловки из глубины озера вынырнула толпа каких-то существ, гораздо больше по размерам, чем акулы, и прямо устремилась на судно, очевидно намереваясь преградить ему дорогу, напасть на него.
— Кайманы! — сказал просто Саранга, но лицо его изобразило ужас, и по телу пробежала нервная дрожь.
— Кайманы! — вскрикнули и прочие пассажиры китоловки.
Один Ли Ванг равнодушно и молча смотрел на все и всех, безучастно относясь, по-видимому, к происходившему вокруг него после крушения всех своих планов и надежд.
Между тем Ланжале соединил медную проволоку с аккумуляторами и с бледным, но решительным лицом ожидал удобного момента.
Взоры всех, не исключая и Ли Ванга, устремились на него.
Новые чудовища, страшнее первых, приближались, уничтожая все на своем пути и устремляясь прямо на китоловку.
Еще десять секунд — и судно будет опрокинуто ими, и все пассажиры его погибнут, потопленные в волнах и растерзанные чудовищами, — или же восторжествует наука… Читатели догадались, вероятно, что Ланжале задумал пустить в ход всю мощь электрической машины судна, все ее пятьдесят сил, направив их через проволоку на страшных врагов.
Чудовища уже готовились ринуться на судно, когда Ланжале сделал движение правой рукой, нажал привод машины — и мгновенно широкая молния осветила волны и берега озера. Раздался оглушительный треск, подобный пушечному выстрелу, и повторился сводами гротов.
Действие этого электрического удара было ужасно: все, что было вокруг судна на расстоянии проволоки, — все оказалось убитым, уничтоженным, разорванным в клочья: ни один из кайманов, ни одна из акул не избежали гибели!
И только в отдалении видно было, как несколько уцелевших страшилищ, не участвовавших, без сомнения, в этом наступлении на китоловку, спасались, пораженные паникой, к берегам озера.
Вторичного нападения врагов не предвиделось более ниоткуда…
Таким образом Ланжале спас всех от ужасной смерти. Он помогал своему отцу на фабриках в окрестностях Парижа прилагать к делу силу электрического тока, — и вот теперь это знание сослужило всем и ему самому неоценимую службу.
Невозможно вообразить радость и благодарность всех уцелевших, чем они были обязаны этому скромному и непритязательному человеку! Порник первый бросился обнимать его, восклицая:
— Черт возьми, дружище! Никогда я не был так твердо уверен, что наступает конец концов — при виде этих проклятых тварей, которые так решительно стремились разнести нас в щепки и в клочки, и вдруг — такой славный отпор им! Ах! Теперь вся моя жизнь, которую ты спас от гибели, принадлежит тебе, тебе одному, и ты можешь распоряжаться ею по своему усмотрению!
Саранга, пораженный не виданным им никогда действием электричества в руках человека, который владеет им как каким-нибудь самым обыкновенным оружием, — Саранга не мог прийти в себя от крайнего изумления и с неким благоговением и страхом смотрел на молодого француза, которого недаром его господин, банкир Лао Тсин, велел спасти от беды в гротах Мары во что бы то ни стало! В голове малайца мгновенно возникло убеждение, что молодой француз обладает таинственной и страшной силой, свойственной богам, потому что может вызвать гром и молнию на голову врагов при столкновении с ними, в чем отказано всем вообще людям. Значит, этот человек — любимец, избранник богов, и его следует чтить, уважать и бояться как пророка, как необыкновенного существа!
— Господин! — сказал он наконец, почтительно обращаясь к Ланжале. — Теперь вы можете открыть нам тайный проход на остров Иен, именно вы, и никто более! И мы беспрепятственно туда пройдем и отдадим в руки верных этого человека, чтобы они знали, на что он покушался и что сделал. Пусть он понесет заслуженное наказание, которому подвергаются изменники и убийцы! Я обличу его во всех его преступлениях и, по закону Общества Джонок, буду исполнителем правосудия над ним!
Речь шла о несчастном искателе власти Кванга, который один не принимал участия в общей радости, погрузившись в свою прежнюю апатию, когда страшная опасность миновала.
— Послушай, Саранга! — ответил ему Парижанин. — Ввиду благополучного исхода нашей стычки с этими чудовищами, которые всем нам грозили неминуемой смертью, ты бы мог, может быть, пощадить этого беднягу?
— Нет, господин! — возразил с непреклонной решимостью малаец. — Я дал клятву богам, которую должен непременно исполнить! Если бы вы знали, господин, все, вы бы не стали защищать этого человека. Мертвые встанут из своих могил, если я забуду свою клятву! И, наконец, я не хочу сам его казнить, — я желаю только отдать его на суд в руки верных, и тогда вы узнаете все ужасные преступления, которыми он запятнал себя, и из которых одного было бы достаточно, чтобы послать его на казнь.
— Ну хорошо, — решил Ланжале, — успокойся! Я вовсе не имею намерения помочь этому человеку уйти от правосудия людей той нации, к которой он принадлежит.
— В таком случае, господин, вы откроете нам тайный проход на остров Иен, куда мы и войдем без всякого страха и опасения, ибо с нами будете вы, посланник богов, которого верные примут с подобающими ему почестями.
— Но послушай, Саранга, — возразил Ланжале, который чувствовал себя неловко от этой настойчивости малайца, уверовавшего в него почти как в божество, могущее очень легко творить чудеса, — послушай, я вовсе не в состоянии сделать то, чего ты требуешь от меня. Ты, мой бедный, приписываешь мне могущество, которого у меня нет!
— О-о, господин, напрасно вы так говорите! — не соглашался с ним малаец, и в голосе его слышалась печаль из-за отказа Ланжале исполнить его просьбу. — Кто может вызвать гром и молнию на
