кому удастся ее достичь когда-нибудь!
Несколько минут еще продолжалась беседа на ту же тему, наконец собеседники разошлись по своим каютам и легли спать.
X
ОДНОВРЕМЕННО С ЭТОЙ БЕСЕЩОЙ, происходившей в кают-компании клипера, на американской яхте велся разговор между двумя эскимосами Пэкингтона.
Густапс и Йорник обсуждали свои злодейские планы.
— Вполне ли надежно устройство твоей машины? — говорил Густапс. — Ты ведь знаешь, что клипер не должен взорваться раньше, чем через десять дней, потому что именно такой срок нужен тебе на уничтожение четырех человек, которых я тебе указал: Грундвига, его товарища и обоих Бьёрнов.
— Это правда, что вы дадите мне двадцать тысяч пиастров за обоих братьев?
— Я дал тебе слово, Йорник.
— Ладно, я их скоро заработаю.
— Затем ты должен сделать так, чтобы остальные норландцы лишились всяких средств для возвращения на родину. Ни один из них не должен вернуться и рассказать о том, что случилось здесь. Если это узнается, вся вина будет приписана мне, и норландцы восстанут, как один человек, под начальством Эрика, чтобы отомстить мне.
Густапс не знал, что против Розольфсе уже предпринята новая экспедиция уцелевшими «Грабителями», которые не сочли нужным посвятить его в эту тайну.
— Не беспокойтесь, господин мой. Я устрою все как следует и в самую надлежащую пору.
— Вот я и спрашиваю тебя, уверен ли ты в успехе?
— Уверен, как в том, что я существую в данную минуту. Видите ли, я устроил фитиль, время горения которого рассчитано в точности. Конец его приведен в кают-компанию яхты. Через две недели яхта взлетит на воздух, а с ней и клипер, который стоит бок о бок.
— А разве не может случиться, что яхта взлетит, а клипер уцелеет?
— Разве вы не помните, что мы уговорили этого дурака Пэкингтона взять с собой десять тысяч килограммов пороха? Тут есть чем взорвать даже целых пять кораблей!
— Твоя правда, Йорник. Взрыв будет ужасный. Можно вполне надеяться, что наши враги погибнут до единого, после чего мы уедем в санях на южный берег, где и будем ждать корабля, который должен за нами прийти. И тогда Йорник будет богат и не вернется на землю своих предков, а станет жить с белыми людьми, есть ростбиф, пить водку, курить глиняную трубку.
Читатель, вероятно, уже понял, что из двух злодеев только Йорник был настоящим эскимосом. Он действительно служил однажды проводником в одной экспедиции, предпринятой компанией молодых англичан с целью поохотиться на белых медведей. Компания осталась очень довольна его услугами и привезла его с собой в Лондон, где он имел большой успех в качестве первого эскимоса, появившегося в Европе. С ним одно время много носились, заставляли его есть сырых, неощипанных кур и тому подобное. Но все на свете надоедает, надоел публике и эскимос. Между тем он успел привыкнуть к европейскому комфорту и полюбил денежки. Тщетно показывался он на подмостках цирков и балаганов в качестве «куроеда великого курфюрста Прусского» — на него перестали смотреть. Бедному эскимосу грозила в Европе голодная смерть. Наконец над ним сжалился капитан одного корабля и отвез его в Исландию. Там его отыскал таинственный незнакомец, которого мы пока знаем лишь под именем Густапса, и нанял его для своих целей. Дикарь, почувствовавший жажду денег, ради них всегда бывает готов на все…
В эту ночь Йорник, докончив устройство своего фитиля, вернулся в каюту, где он помещался со своим товарищем. Густапс крепко спал. Тогда у эскимоса явилась мысль: а что, если враги Густапса богаче его и заплатят Йорнику за смерть Густапса гораздо дороже, чем тот обещал заплатить за убийство их?
Эта мысль быстрее молнии промелькнула в голове дикаря, но он успел ей поддаться. Взяв пистолет, он подкрался к спящему товарищу и прицелился ему в затылок.
Но Густапс никогда спокойно не спал; он постоянно бредил разными ужасами. Так и в этот раз его посетили тревожные сны; он стал метаться и кричать:
— Измена!.. Не смейте!.. Горе тому, кто меня тронет!..
Йорник подумал, что это дух-покровитель предупреждает Густапса о грозящей ему опасности. Дикарь испугался, бросил в сторону пистолет и встал на колени, громко крича:
— Простите!.. Простите!.. Это злой дух меня смутил!.. Никогда больше не буду!.. С этой минуты я буду вам верен, как собака!..
При первых же словах эскимоса Густапс проснулся и понял все.
— А, господин Йорник, — сказал он, — вы хотели продаться тому, кто дороже заплатит? Подойди ближе, — прибавил он повелительно.
Эскимос подошел.
Густапс прицелился в него из своего пистолета.
— Стрелять или нет? — спросил он.
— Как угодно, — смиренно отвечал Йорник, весь трепеща. — Злой дух ввел было меня в искушение, но я удержался.
— Ну, на первый раз я тебя прощаю, — объявил Густапс, — но помни, что если что-нибудь подобное повторится — пощады тебе не будет… Запомни это!
Эскимос отошел прочь, как побитая собака, и лег спать в углу.
Эта ночь была последней перед выступлением в поход. Наутро все норландцы должны были уехать на санях по льду, за исключением десяти человек, которые оставались для охраны клипера.
В эту ночь весь горизонт осветился великолепным северным сиянием, которым норландцы так залюбовались, что долго не ложились спать. Особенно восторгался Пэкингтон, никогда не видавший ничего подобного.
Утром, в назначенный час, состоялось выступление.
Весь караван разделился на три части: норландцы шли под начальством Эдмунда, американцы — под начальством Пэкингтона, а эскимосы — под начальством Готшалька и Рескьявика.
Экспедицию сопровождали пятеро саней, нагруженных вещами и припасами. Предполагалось, что один день сани будут везти олени, на другой день собаки — по очереди, во избежание утомления тех и других. Собаки были эскимосской породы, с превосходным чутьем и замечательно дрессированные.
Йорника и Густапса возвели в сан главных проводников. Фредерик Бьёрн взял на себя главное командование экспедицией.
В первое время после выступления норландцы пели веселые песни, но потом унялись. Экспедиция двигалась среди глубокой тишины, которую нарушал только скрип полозьев по мерзлому снегу да по временам лай собак.
XI
ПУТЕШЕСТВЕННИКИ УПОТРЕБИЛИ РОВНО неделю на переезд через мыс Парри, имеющий около сорока миль ширины. По ту сторону мыса снова тянется Ледовитый океан вплоть до земли, покрытой вечным снегом и известной под именем Ледовых берегов.
Фредерик Бьёрн решил устроить в этом месте первую станцию. Хоть от бухты Надежды тут было еще недалеко, но герцог считал целесообразным, чтобы расстояние между станционными пунктами было
