— Браво, Гуттор! Невозможно лучше придумать.
— Только нужно спешить: вы ведь слышали — Коллингвуд в Лондоне. Это такая важная для нас новость…
— Да, — согласился Грундвиг, — это значит, что и наш дорогой герцог, а ваш, мой милый Билл, бывший капитан находится в Лондоне.
— Подумайте, как это было бы хорошо, — продолжал Гуттор, — если бы можно было обоих, и Надода, и Коллингвуда, поймать в одну сеть. И мы сделаем это, если поспеем вовремя.
— Как это я сам об этом не подумал? — сказал Грундвиг. — Где была у меня голова?.. Правда, она у меня совершенно закружилась от страха за тебя… Ну, скорее к делу! Пора нам выбираться отсюда.
Все произошло так, как рассчитал богатырь. Биллу удалось достать до края ямы, за который он уцепился пальцами, после чего приподнялся на руках и вылез вон.
Притащить и спустить скамейку было потруднее, так как Биллу приходилось действовать в темноте, но в конце концов и этот маневр был исполнен. Три друга благополучно выбрались из ямы.
И все это благодаря промаху Надода при выстреле из пистолета. Будь Гуттор убит или даже ранен, без его помощи ни Грундвиг, ни Билл не вышли бы живыми из «Ямы наследств», куда их столкнул бессовестный Боб.
Но он не замедлил понести за это вполне заслуженную кару.
Придерживаясь за стену, три друга пошли по коридору к двери той залы, где происходил бой с «Грабителями». Вдруг в коридоре показался свет. То был Боб с фонарем. Он собирался исполнить приказание Надода, которое состояло в том, чтобы выбросить в секретную яму все тридцать трупов и закрыть отверстие наглухо, чтобы коронер на следующее утро ничего не мог найти. Три друга инстинктивно спрятались за дверь. Они поняли друг друга, даже не сговорившись предварительно.
Боб шел, пошатываясь, видно, уже успев наверстать потерянное время и хватить несколько стаканов джина. Он шел и бормотал сквозь зубы.
— Черт бы взял этого Сборга с его нелепыми выдумками… Неужели он думает, что это легко — перетаскать на себе…
Он не договорил.
Чья-то рука вырвала у него фонарь. Он остановился, как бы вдруг окаменев, и вытаращил глаза. Изумление его было настолько велико, что он даже вскрикнуть не мог.
Перед ним, лицом к лицу, стояли те самые три человека, которых он считал мертвыми и лежащими на дне ямы.
Они стояли и насмешливо переглядывались.
— Что это, мистер Боб? — обратился к нему Гуттор. — Вы уже старых друзей перестали узнавать?
Негодяй стоял ни жив ни мертв. Он хотел ответить, но слова застряли у него в горле. Впрочем, что-то бессвязное он в конце концов пролепетал.
— Я очень рад, мистер Тернепс, что нам довелось с вами проститься перед разлукой, — продолжал богатырь. — А чтобы с вами в наше отсутствие не случилось какой-нибудь неприятности, мы спрячем вас в такое место, где уж, разумеется, никто вас не побеспокоит.
И, вполне довольный своей остротой, Гуттор схватил негодяя за пояс, покачал несколько секунд над отверстием ямы и бросил.
С глухим шумом полетел мистер Тернепс вниз, заревев при этом, как бык на бойне.
— Правосудие свершилось! — воскликнул Грундвиг. — Теперь нам нужно как можно скорее бежать в дом герцога Эксмута, если только мы хотим поспеть туда вовремя.
IV
ЛОРД КОЛЛИНГВУД ВЕРНУЛСЯ В АНГЛИЮ по вызову тогдашнего премьер-министра Уильяма Питта, который в это время старался провести в Верхней палате свой знаменитый «Индийский билль» и для этой цели собирал все голоса в свою пользу. Адмирал рассчитывал пробыть в Лондоне недолго, самое большее — с месяц, хотя адмиралтейство дало ему гораздо более продолжительный отпуск.
Коллингвуд чувствовал себя на суше скверно. Ему казалось, что он находится в безопасности лишь тогда, когда он в море, среди своей эскадры. Он предвидел, что рано или поздно наступит день, когда сыновья старого герцога Норландского потребуют у него отчета за кровавое дело. Поэтому он распродал все недвижимые имения герцогов Эксмутских, за исключением неотчуждаемого майората, сопряженного с титулом, обратил в деньги акции Ост-Индской компании, которых оказалось на десять миллионов, и взял из Лондонского королевского банка двадцатипятимиллионный капитал, положенный туда прадедом адмирала еще при самом основании банка. Все эти суммы адмирал Коллингвуд перевел в Америку, рассчитывая убежать туда при малейшей тревоге.
Ему хотелось поскорее добыть у Пеггама те два документа, которые нотариус заставил его подписать. С этой целью он удержал при себе сто тысяч фунтов стерлингов, или два с половиной миллиона франков, которые он обязался уплатить «Грабителям», как только займет место в палате лордов. Этот день наступил, и лорда Коллингвуда уже предупредили, что к нему явится поверенный чичестерского нотариуса Надод за получением денег, причем компрометирующие документы будут вручены адмиралу. Коллингвуд рассчитывал вздохнуть наконец свободнее, так как до этих пор он опасался, что бесчестный Пеггам оставит документы у себя и будет при помощи их жестоко его эксплуатировать.
Негодный братоубийца уже нес тяжелую кару. Почти каждую ночь его посещали грозные сновидения. То ему представлялось, будто дверь его спальни отворяется, и перед ним появляются его несчастные жертвы, испуская жалобные стоны; потом они начинают плясать вокруг него, подхватывают его на руки и над грозно гудящим океаном несут к Лофоденским островам, к тому месту, где погибла Элеонора Бьёрн с мужем и детьми… То ему снилось, что заперли его в одно из подземелий Розольфского замка и подвергают самым лютым средневековым пыткам… После каждого такого кошмара несчастный просыпался весь в холодном поту, стуча зубами и не помня себя от ужаса.
Каждый раз он со страхом встречал приближение ночи и зачастую совсем не ложился спать, расхаживая взад и вперед по палубе своего корабля и надеясь, что физическое утомление поможет ему найти душевный покой. В Лондоне он с этой же целью бродил всю ночь по улицам и ложился спать уже на рассвете.
Никакие средства не помогали. Как только Коллингвуд закрывал глаза, так сейчас же ему начинали мерещиться все те же ужасные сцены.
Он решительно не в силах был выносить одиночество. Однажды — это было в Ньюфаундленде — ему пришло в голову, что если при нем будет безотлучно находиться какой-нибудь человек, то ему станет легче.
Воспользоваться для этой цели кем-нибудь из своих адъютантов адмирал не считал удобным, так как ему не хотелось, чтобы этот адъютант слышал его отчаянные крики по ночам. Как же быть в таком случае? Долго думал лорд Коллингвуд и наконец решился взять себе личного секретаря.
В одно прекрасное утро в канадских газетах появилось такого рода объявление:
Герцог Эксмут Коллингвуд, командир английской эскадры в Атлантическом океане, приглашает к себе в частные секретари молодого человека благородного происхождения и хорошего воспитания, свободно говорящего по-английски и по-французски. Национальность безразлична.
Несколько дней спустя в Монреаль прибыл молодой человек, лет тридцати, высокий, стройный и очень представительный. Он отрекомендовался Коллингвуду маркизом Фредериком де Тревьером и
