на море.
Вдруг ему показалось, что вдоль наружного борта скользнула какая-то тень и скрылась где-то сзади под кормой.
Фредерик знаком подозвал к себе вестового, состоявшего при нем всегда, когда он выходил на палубу, и приказал ему:
— Пойди разбуди моего брата. Скажи, что мне нужно с ним поговорить.
Матрос побежал исполнять приказание, а герцог достал из-за пояса пистолет, взвел курок и стал ждать, не спуская глаз с того места, где ему привиделась тень.
Узнав от брата о случившемся, Эдмунд побежал в матросскую спальню и убедился, что все, кроме вахтенных, спали на своих местах. Затем молодой человек вернулся на палубу, закрыв за собой дверь вниз, чтобы никто не мог оттуда выйти. Сделав перекличку вахтенным, он убедился, что и они все оказались налицо.
Все это Эдмунд сделал чрезвычайно проворно.
— Хорошо, — одобрил Фредерик Бьёрн. — Мне, должно быть, только показалось. А между тем я так отчетливо видел!..
Он не успел договорить. Тень снова появилась, но не с той стороны, где ее видел герцог в последний раз, а с противоположной. Фредерик схватил брата за руку, и оба стали следить за тенью, которая беззвучно двигалась по карнизу, шедшему вдоль наружной обшивки корабля.
Два раза Фредерик хватался за пистолет, порываясь выстрелить, но Эдмунд удерживал его.
— Подождем, — шептал младший Бьёрн, — ведь он все равно не уйдет скоро.
Странная фигура прошла почти вдоль борта и достигла уже основания бушприта, когда герцог, не в силах будучи долее сдерживаться, быстро прицелился и выстрелил.
Сливаясь с треском выстрела, раздался пронзительный крик, затем послышался глухой звук падения тела в воду и чей-то голос, от которого оба молодые человека вздрогнули, прокричал:
— Будь ты проклят, капитан Вельзевул!
Затем снова настала глубокая тишина.
— Что ты сделал?! — воскликнул Эдмунд, весь дрожа от волнения.
— Что следовало! — отвечал герцог. — Теперь мы узнаем, кто нам изменял.
— Может быть! — возразил молодой человек, с детства знавший всех матросов, которые были прирожденными розольфскими вассалами, и не допускавший измены с их стороны. Что же касается бретонца Ле Галля, то за него он ручался, как за самого себя.
— Все наверх! — приказал Фредерик Бьёрн.
Приказ был немедленно исполнен, потому что пистолетный выстрел всех перебудил и встревожил.
Гуттор и Грундвиг прибежали первые, и Эдмунд в нескольких словах сообщил им, в чем дело.
— Мы ничего не найдем, — произнес Грундвиг. — Герцог выстрелил в привидение.
— Свистать всех наверх! — лаконично скомандовал Фредерик Бьёрн.
Раздался резкий свисток старшего боцмана Гаттора, и, как только матросы собрались, приступили к перекличке.
— Здесь!.. Здесь!.. — звучал ответ каждый раз, когда произносилось чье-нибудь имя.
Все матросы оказались налицо.
— Сделаем теперь по-другому, — предложил герцог, желая удостовериться, не было ли тут какой- нибудь фальши и не ответил ли кто-нибудь за отсутствующего. — Пусть каждый вызванный, откликнувшись, перейдет со штирборта на бакборт.
Произведенный при таких условиях опыт дал те же самые результаты.
Матросы совершенно не понимали этой сцены, последовавшей за ночным выстрелом, потому что о тени, виденной герцогом, никто не знал. Это было к счастью, потому что иначе бравые моряки глубоко оскорбились бы незаслуженным подозрением. Распространился слух, что герцогу показалось, будто в море упал с корабля человек и что герцог выстрелил для того, чтобы сигналом приказать «Леоноре» подобрать утопающего.
Такой слух нисколько не повредил герцогу, а, напротив, поднял его престиж, резко оттенив его неусыпную заботливость о своих людях.
IV
ВОЗВРАЩАЯСЬ В ГОСТИНУЮ С БРАТОМ, а также с Гуттором и Грундвигом, Фредерик Бьёрн был бледен и взволнован.
— Я очень рад, что между нашими людьми не оказалось изменника, — сказал он, — но зато я, к огорчению своему, убедился, что на моем корабле относятся с полнейшей халатностью к надзору за его безопасностью. Это меня тем более возмущает, что я привык командовать военным судном, где все делалось с автоматической аккуратностью… Надеюсь, что мне пришлось сделать это замечание в первый и последний раз.
Эти слова, произнесенные резким, отрывистым голосом, относились непосредственно к Гуттору и Грундвигу, которым специально вверена была охрана корабля. Верные вассалы были обижены до слез этим незаслуженным упреком.
Эдмунд не побоялся открыто за них вступиться.
— Послушай, брат, ты несправедлив, — возразил он. — Во-первых, этот корабль нельзя сравнивать с военным, потому что на нем речь может идти не о дисциплине, а лишь о безусловной преданности тебе. В этом отношении, ты и сам должен знать, на Гуттора и Грундвига можно положиться… Во-вторых, я сам могу засвидетельствовать, что охрана корабля производится самым тщательным образом.
— Прости меня, брат, я не хотел обидеть ни тебя, ни Гуттора с Грундвигом, но меня уж очень рассердило, что мы никак не можем найти объяснение всей этой чертовщине.
— Объяснение это очень просто, брат. Кто-нибудь из уцелевших «Грабителей», вероятно, с какой- нибудь враждебной целью пробрался на корабль, спрятался где-нибудь и устроил с нами мистификацию. Но теперь он уже понес заслуженное наказание: труп его сделался добычей хищных рыб.
— Ты совершенно прав, и не стоит об этом больше разговаривать, — согласился герцог. — Главное же — не нужно ничего говорить матросам, чтобы не растревожить их суеверие.
Собеседники разошлись.
Грундвиг вышел вместе с Гуттором и дорогой а тихо спросил его:
— Послушай, Гуттор, ты тоже допускаешь, что кто-нибудь спрятался на корабле?
— Нет, не допускаю. Ведь мы все уголки обшарили. Я уверен, что на корабле завелся призрак.
— Вот что, Гуттор, я тебе доверю тайну, которой до сих пор не сообщал ни одному человеку. Бьёрны давным-давно верят в существование на Севере моря, свободного ото льда. Многие из членов этой фамилии корпели над старинными учеными книгами и занимались тайными науками. В семье существует предание, что один из Бьёрнов непременно откроет такое море, но вместе с тем он будет последним из Бьёрнов и умрет, не успев поведать свету о своем открытии.
— Бедный герцог! — вздохнул Гуттор. — Его увлекает судьба!..
— Мне рассказывал еще мой дед, — продолжал Грундвиг, — что в той стране, окруженной недоступными ледниками, живут души преступников, осужденных на вечное блуждание по земле под видом оборотней, вампиров, джиннов и пр. Они носятся вместе с метелями и воют вместе с бурями. Кто осмеливается проникнуть в их страну, того они убивают. Четверо или пятеро Бьёрнов погибли там еще до Магнуса.
— Неужели?
— То-то вот и есть. Поэтому покойный герцог Харальд строго запретил говорить обо всем этом его сыновьям, опасаясь, как бы они не увлеклись примером…
