Как только они разошлись по комнатам, Виллиго завернулся в свой пестрый плащ и тихо вышел из гостиницы, не позабыв захватить с собой кинжал, бумеранг и револьвер, подарок Оливье.
Зачем он это сделал? Или чутье дикаря подсказало ему что-нибудь недоброе? Это покажет будущее.
III
НА УЛИЦАХ ГОРОДА ЗАЖЖЕНА БЫЛА иллюминация, на всех домах развевались пестрые флаги. Толпы народа ходили по тротуарам, отчаянно жестикулируя и громко разговаривая.
Город заранее волновался в ожидании праздника. По-прежнему спорили «пауэлисты» с «тайлеристами». Американская колония устроила восторженные овации Тайлеру, англичане чествовали банкетом Пауэлла. Американцы заранее трубили о победе своего соотечественника и пророчили его сопернику постыдное поражение, а англо-австралийцы предсказывали торжество Пауэлла.
Наконец американцы придумали следующую штуку: торжественно пронесли по улицам гроб, на котором искусно сделанными серебряными буквами было написано имя Пауэлла. Англичане не остались в долгу и пронесли по улицам виселицу с изображением Тайлера.
Одним словом, Мельбурн в эту ночь заснул самым тревожным сном.
Том Пауэлл занимал хорошенький коттедж на окраине города, предоставленный в его распоряжение поклонниками. Он вернулся к себе домой после овации, часу во втором ночи, и сейчас же уселся в ванну, чтобы размять члены и сделать их более гибкими для завтрашнего поединка. Только он успел расположиться, как его слуга-негр доложил о каком-то незнакомом господине, который желал видеть Пауэлла.
— Опять какой-нибудь болельщик! — проворчал силач. — Ну что ж, пусть входит сюда, если желает меня видеть. Для него я ни в каком случае не стану одеваться.
— Я и не желаю, чтобы вы ради меня беспокоились, — сказал неожиданно вошедший вслед за слугой незнакомец. — Мы можем поговорить и здесь!
— Чему я обязан вашим посещением? — не особенно любезно отнесся к гостю хозяин дома.
Незнакомец выразительно поглядел на негра.
— Оставь нас одних, Боб, — сказал Пауэлл негру и, когда тот ушел, обратился к незнакомцу: — Теперь, сэр, вы можете говорить.
Незнакомец сбросил плащ, в который был закутан по самый лоб, и обнаружил свое лицо. Оно было замаскировано.
Пауэлл даже приподнялся в ванне и несколько минут глядел на гостя с нескрываемым удивлением.
— Что значит этот фокус? — спросил он наконец. — Теперь ведь не святки, кажется.
Замаскированный гость стоял и любовался могучим сложением атлета.
— Я много слышал о вас, — заговорил он, не отвечая на вопрос. — Но то, что вижу, превосходит все мои ожидания… Что же касается моей маски, то на это у меня есть свои причины.
— Ну и Бог с вами, коли так, — отвечал боксер, растаяв от такой лести. — Мне ваших причин, пожалуй, и не нужно знать, мне все равно. Говорите же, зачем вы пожаловали?
— Я несколько затрудняюсь, как поступить… Мне, знаете, нужно предложить вам одну сделку… но только, знаете, так, чтобы наш разговор во всяком случае остался в секрете; примете вы ее или нет?
— Не понимаю.
— Я попрошу вас об одной услуге, но только вы не должны спрашивать, зачем она мне нужна, не должны требовать от меня никаких объяснений.
— Я не любопытен. Если эта услуга вообще исполнима, то мне и не нужно никаких объяснений. Какое мне дело до этого? Я вас и не знаю совсем!
— Ну-с, так вот что. В Мельбурне есть один человек, который стесняет меня и моих сотоварищей.
— Что же, убить мне его, что ли, прикажете? Так я этими делами не занимаюсь.
— Вовсе нет. Вы сначала выслушайте до конца. Этот человек все равно скоро будет у нас в руках. Но у него есть друг, который оказывает ему могущественную поддержку…
— Понимаю. Значит, вы хотите избавиться от него?
— Именно. Но только вовсе не убийством… Фи! Это было бы гнусно.
— Так. Значит вы изобрели средство отделываться от людей, не убивая их?
— Убивая, но вместе с тем предоставляя им защищаться тем же оружием.
— Вы говорите какими-то загадками.
— Мистер Пауэлл, в Англии вы много народу отправили к праотцам. Неужели все это были убийства?
— Нисколько! Сами судьи признавали, что я действовал честно.
— Что было честно в Лондоне, то разве не будет честно и в Мельбурне?
— Как! Неужели и для вас интересно, чтобы я уничтожил Джеймса Тайлера?
— Не о нем вовсе речь.
— Так неужели о Сэме или об ирландце-дураке?
— И не о них.
— Очень приятно, потому что мне с ними и драться не хочется… Ведь я их уложу одним кулаком. Стоит ли вам за них платить?
— Успокойтесь, я подразумеваю более достойного вас противника. У вас будет еще один противник, француз, которого вы еще не знаете. Только согласитесь, мы за ценой не постоим.
— Но послушайте: а как же быть с совестью?
— О, о! — подумал незнакомец. — Кажется, это будет стоить дороже, чем я рассчитывал!
И он произнес вслух:
— Что же совесть? Он француз; принимая его, вызов, вы являетесь как бы защитником чести Англии против Франции. Вас подогреет патриотизм. Разве не естественно при таких обстоятельствах нанести удар сильнее, чем следует?
— Кто же он такой?
— Канадец, зовут его Дик Лефошер.
— Так как же вы сказали, что он француз? Он английский подданный: Канада ведь принадлежит нам!
— Он только родом канадец, а по происхождению француз и французский подданный!
— Чем он занимается?
— О! Он простой лесовик.
— Но другой-то, его друг?
— Этого я вам не скажу.
— Не скажете? Тем хуже для вас. Я сдеру с вас за него, как за принца, потому что почем я знаю: может быть благодаря мне вы получите огромную выгоду.
И атлет захохотал грубым, циничным смехом.
— Сколько же? — спросил незнакомец.
— Пятьдесят тысяч долларов, и это крайняя цена!
— Хорошо. Вы немедленно после боя получите от верного человека чек на двести пятьдесят тысяч франков.
— Нет, так не пойдет.
— Почему?
— Что я, ребенок, что ли? А вдруг вы от всего отопретесь и не заплатите мне? Нет уж, извольте выдать мне чек теперь же, вперед.
